Любовь дарящие. Людмила Лаврова

пропил.

      – Ты это…

      – Я то! Слушай молча, потом будешь умные мысли свои вставлять. – Дуся открыла сумку и вынула оттуда целую пачку каких-то бумаг и справок. – Видал? Все собрала, что мне в опеке сказали. Готово уж все. Были твои дети – станут мои.

      – Да я тебя! – Степан почувствовал, как запульсировало в затылке и висках. Ярость накатила волной, грозя выплеснуться наружу.

      – Ничего ты мне не сделаешь! – Дуся так же спокойно уложила документы в сумку и кивнула Ване. – Погуляй пока. Мне с отцом твоим серьезно поговорить надо.

      Ваня дернулся было испуганно, но внимательно посмотрев на Дусю, вдруг перестал бояться. Он медленно кивнул и пошел к дверям, которые вели из приемного отделения в больничный парк.

      О чем Дуся говорила со Степаном, для него так и осталось загадкой. Он лишь видел через панорамное окно приемного отделения, как отец несколько раз вскакивал, замахиваясь на эту женщину, но та ни разу не уклонилась, не опустила глаз, прямо глядя на этого странного, почти спившегося мужчину. Ей нечего было больше бояться в этой жизни. Все страшное с ней уже случилось. И сейчас она отстаивала не только будущее Вани и Маши, но и свою жизнь. Ту, которой просто не будет, если она опустит сейчас взгляд, испугавшись занесенного над ней кулака.

      А почти через год Маша возьмет из рук Дуси пышный букет и зашагает вслед за другими ребятами на свое место перед первой в своей жизни школьной линейкой. И Дуся махнет ей рукой, пристроившись так, чтобы девочка ее видела. А потом, не оборачиваясь, скажет:

      – Пришел-таки? Ну, погляди, какая она у тебя красавица! Только подходить не вздумай! Ни к чему это. В порядок себя приведешь окончательно, тогда можно будет.

      Степан, пряча глаза и одергивая видавший виды пиджак, молча кивнет, отыскивая взглядом дочку. А, когда дети зайдут в школу и Дуся заторопится к выходу из школьного двора, чтобы успеть на работу, он тихо скажет, так и не решившись поднять глаза на эту женщину:

      – Спасибо…

      Дуся молча кивнет на ходу и зашагает быстрее. У нее слишком много дел, чтобы терять теперь время попусту. Дети, дом, да мало ли чего еще…

      Осеннее солнце снова коснется ласково ее лица, как год назад, и она улыбнется, приветствуя новый день. День, в котором есть, для чего жить.

      Единственная моя

      – Иваныч! – Пелагея совсем запыхалась и от этого крик получился не крик, а так, полушепот. Она немного отдышалась и закричала громче. – Мишаааа! Да, где ж ты есть-то?!

      – Что? Что ты кричишь, Поля? – из-за недостроенной новой бани показался Михаил Иванович, местный егерь и сосед Пелагеи.

      – Беда, Миша! Выручай!

      – Да, что случилось-то?

      – Пойдем, по дороге расскажу! Григорий опять там лютует.

      Михаил вздохнул и махнул Пелагее на калитку. Догоню, мол. Он быстро сполоснул руки и накинул на плечи куртку. Осень была в этом году ранняя, ночью уже и подмораживало. Граф запрыгал вокруг, пытаясь поставить лапы на плечи хозяину, заглядывая в глаза, но Михаил шуганул лайку и примкнул поплотнее калитку, чтобы собака не выскочила следом, а то ищи его потом.

      Пелагея