Морис Бланшо: Голос, пришедший извне. Морис Бланшо

себе слов для того, что имело место. Но он прошел через это место События. Прошел и смог снова вернуться на свет, обогащенный всем этим. На этом-то языке все эти годы и годы, пришедшие следом, пытался я писать стихи: чтобы говорить, чтобы отыскать ориентиры и выяснить, где же я оказался и куда держать путь, чтобы для меня вырисовалась какая-то реальность. Было это, как мы видим, событие, движение, путешествие, была это попытка обрести направление».

      «Говори и ты, хоть говорить – последний». Вот что стихотворение – и теперь мы, чего доброго, лучше подготовлены, чтобы это понять, – дает нам прочесть, дает нам пережить, дозволяя подхватить еще раз то движение поэзии, каким его на грани ироничности предложил нам Целан: «Поэзия, дамы и господа: речь бесконечного, речь тщетной смерти и всего лишь Ничто». Прочтем же это стихотворение в скрепленном ныне печатью молчании, которое он нам с болью принес:

      Sprich auch du,

      sprich als letzter,

      sag deinen Spruch.

      Sprich —

      Doch scheide das Nein nicht vom Ja.

      Gib deinem Spruch auch den Sinn:

      gib ihm den Schatten.

      Gib ihm Schatten genug,

      gib ihm so viel,

      als du um dich verteilt weißt zwischen

      Mittnacht und Mittag und Mittnacht.

      Blicke umher:

      sich, wie’s lebendig wird rings —

      Beim Tode! Lebendig!

      Wahr spricht, wer Schatten spricht.

      Nun aber schrumpft der Ort, wo du stehst:

      Wohin jetzt, Schattenentblößter, wohin?

      Steige. Taste empor.

      Dünner wirst du, unkenntlicher, feiner!

      Feiner: ein Faden,

      an dem er herabwill, der Stern:

      um unten zu schwimmen, unten,

      wo er sich schimmern sieht: in der Dünung

      wandernder Worte.

      Говори и ты,

      последним – говори,

      скажи свое.

      Говори —

      Однако не отделяй от Да Нет.

      Дай своей речи еще и смысл:

      дав ей тень.

      Дай ей немало тени,

      дай столько тени,

      сколько вокруг тебя отброшено, ты знаешь,

      меж Полночью и Полднем и Полночью.

      Взгляни вокруг:

      смотри, кругом все оживает.

      При смерти! Живое!

      Правду молвит, кто тенью говорит.

      Смотри, как место, где ты стоишь, сжимается:

      Куда теперь, когда не стало тени, куда податься?

      Вверх. На ощупь, вверх ступай.

      Худеешь, не узнать тебя, тончаешь!

      Весь истончился – в нить,

      по которой спуститься хочет звезда,

      чтобы плавать внизу, в самом низу,

      там, где видит она себя

      искрящей: в зыби

      вечноподвижных слов.

      Анри Мишо,

      незримо протянувшему нам руку,

      чтобы отвести к иной незримости.

      Уйти,

      Неважно как, уйти.

      И длинным лезвием своим поток воды прервет слова.

      Мишель Фуко, каким я его себе представляю

      Несколько личных замечаний. Если быть точным, с Мишелем Фуко у меня не было никаких личных отношений. Я встречался с ним лишь однажды – во дворе Сорбонны во время событий Мая 68-го, быть может, в июне или июле (но мне сказали, что его там не было), когда я обратился к нему с несколькими словами, причем он не знал, кто с ним