Крылатые. Юлия Эльм

в стерильный бокс. И теперь за развитием болезни можно наблюдать и делать выводы, не опасаясь, что на эксперимент повлияют внешние факторы. В зависимости от результатов есть шанс подтвердить или опровергнуть предположения о развитии болезни. У них наконец-то будет информация! Но не будет человека… Нет, это аморально. Нельзя же вот так просто жертвовать чьей-то жизнью!

      «Ты серьёзно предлагаешь бросить её на произвол болезни и посмотреть, что же из этого выйдет?!» – спрашивал он сам себя, жмурясь и зевая от усталости. С другой стороны, второго такого же шанса, как Лия, может и не представится.

      – Астар Претович.

      От неожиданности доктор Гести подскочил на стуле. Так, словно его застали за чем-то как минимум неприличным. На счастье, в дверях ординаторской стоял только уставший санитар… Макс, точно. Его доктор тоже просил наблюдать за Лией, и только потом понял, что у санитара и без того могло быть много забот.

      – Что-то случилось, Макс? – Астар повернулся на стуле и жестом поманил парня вглубь ординаторской.

      Тот вошёл немного сконфуженно, и остановился за спиной доктора. Было видно, что ему очень неприятно.

      – Вы просили сообщать о состоянии пациентки из стерильного бокса каждые два часа. Температура нормализовалась, никаких жалоб. Все показатели – давления, пульс – в норме. Анализ крови ещё не готов, лаборатория зашивается от обилия пациентов.

      – Понятно.

      Что за дурацкая привычка не называть пациентов по именам? Почему-то именно здесь, в 23-й Небесно-парковой, попавшие сюда – просто «пациент из такой-то палаты», а не «Герман Вилесвич с гнойной язвой». Неужели номер палаты важнее просто… имени. Хотя, какой смысл вдаваться в ненужные дискуссии сейчас? Или, отстаивая право девушки на имя, доктор пытается ублажить свою совесть?

      – Присядь, – вдруг, с удивлением даже для себя, сказал Астар.

      Санитар немного помедлил, но всё же опустился на стул по левую руку доктора, приставленный боком к столу.

      Сквозь наполовину закрытые жалюзи пробивалось осеннее солнце. Утро было светлым и тёплым, совершенно не подходящим к тому, что происходит здесь и сейчас. Доктор видел небольшой кусочек нежно голубого горизонта в почти глухое окно.

      – Я… – и зачем он только завел этот разговор, – Ты ведь слышал о постановлении Совета?

      – Ампутировать крылья? – парень кивнул, – Конечно слышал, его же зачитывал главврач.

      – А, да… – доктор вдруг почувствовал себя неловко, – Точно.

      – Процесс запущен. Некоторым тяжело больным крылья уже отрезали – главврач настоял.

      – И продолжают резать? Быстро как-то.

      – Да…

      Они помолчали ещё немного. Было ужасно неловко… На столе под руками доктора всё ещё лежали записи, с ночи горела настольная лампа, и усталость витала в воздухе почти осязаемой. Её очень хотелось разогнать хотя бы разговором:

      – И что ты… думаешь обо всём этом? – доктор спрашивал осторожно, словно шагал по тонкому льду.

      Он