Ночь в Лиссабоне. Эрих Мария Ремарк

посетители, кроме нас, ушли.

      – Нет ли поблизости какого-нибудь другого заведения, которое еще открыто? – спросил Шварц.

      Кельнер сказал, что в Лиссабоне нет широкой ночной жизни. Когда Шварц дал ему чаевые, он вспомнил, что есть одно заведение для избранных, русский ночной клуб.

      – Очень элегантный, – добавил он.

      – Нас пустят туда? – спросил я.

      – Конечно. Я просто хотел сказать, что там есть элегантные женщины. Всех наций. Немки тоже.

      – Долго ли бывает открыт клуб?

      – Пока есть посетители. Теперь он всегда полон. Есть и немцы. Довольно много.

      – Какие немцы?

      – Просто немцы.

      – С деньгами?

      – Конечно, с деньгами. – Кельнер засмеялся. – Ведь клуб не из дешевых. Но очень веселый. Скажите, что послал Мануэль, и вас больше ни о чем не спросят.

      – А разве вообще нужно о чем-нибудь говорить?

      – Да ничего! Просто портье запишет какое-нибудь вымышленное имя, и вы станете членами клуба. Пустая формальность.

      – Хорошо.

      Шварц заплатил по счету.

      Мы шли по улице с лестницами, которые вели вниз. Палевые дома спали, прислонившись друг к другу. Из окон доносились вздохи, храп, дыхание людей, не знавших никаких забот о паспортах. Шаги отдавались яснее, чем днем.

      – Электрический свет, – сказал Шварц. – Он вас тоже ошеломляет?

      – Да. Трудно отвыкнуть от затемненной Европы. Все время думаешь, что кто-то забыл повернуть выключатель и что вот-вот начнется воздушный налет.

      Шварц остановился.

      – Мы получили огонь в дар потому, что в нас было что-то от Бога, – сказал он вдруг с силой. – И теперь мы прячем его, потому что убиваем в себе эту частицу Бога.

      – Насколько я помню, огонь не был подарен нам. Его украл Прометей, – возразил я. – За это боги наградили его неизлечимым циррозом печени. Мне кажется, это больше отвечает нашему характеру.

      Шварц посмотрел на меня.

      – Я уже давно не могу иронизировать, – сказал он. – И испытывать страх перед громкими словами. Когда человек иронизирует и боится, он стремится принизить вещи.

      – Может быть, – согласился я. – Но разве так уж необходимо, став перед несбыточным, повторять про себя: оно невозможно? Не лучше ли постараться преуменьшить его и тем самым оставить луч надежды?

      – Вы правы. Простите меня, я забыл, что у вас впереди дорога. Разве тут есть время думать о пропорциях вещей!

      – А вы никуда не едете?

      Шварц покачал головой:

      – Теперь уже нет. Я возвращаюсь обратно.

      – Куда? – спросил я удивленно.

      Я не мог поверить, что он опять возвращается в Германию.

      – Назад, – сказал он. – Потом объясню.

      III

      Ночной клуб оказался типичным русским эмигрантским увеселительным заведением, каких после революции 1917 года множество возникло по всей Европе – от Берлина до Лиссабона. Те же аристократы в качестве кельнеров, те же хоры из бывших гвардейских офицеров, такие же высокие