Pandemonium Трип. Tony Lonk

и остаётся. Боюсь, жизнеутверждающая надежда осталась единственной для меня. В свете того, что я вижу и слышу сейчас, моя надежда видится мне несбыточной. Не подумайте, что я отчаиваюсь. Нет! Надеюсь, те дети, которых я впускал в наш мир, не узнают, что такое война. Что они не станут участвовать в войне. Что им не придёт в голову начать войну.

      – Ну, вы размахнулись. – засмеялся доктор Кларус. – Нашли, о чём думать в такой знаменательный момент.

      – Я знаю, дорогой мой Урбан, о чём говорю.

      – Раз уж на то пошло, то войны были, есть и будут. Наши предки воевали и мы повоюем, если придётся. Бороться за свою родину – долг каждого. И это священный долг.

      – В войне нет ничего святого, – расходился Лусид, – и нет правых.

      – Неправы даже те, на кого нападают?

      – Война не длится один день. И не нужно много времени, чтобы люди потеряли достоинство, доброту, свой светлый моральный облик. Иного не бывает, когда страх за собственную жизнь становится основополагающим чувством, а вероятность самой угрозы – реальной. Иного не бывает, когда на смену нормальной, привычной жизни приходят лишения. Иного не бывает в условиях вражды, для которой всегда найдутся поводы и оправдания. Спутники войны: насилие, бесчестие, предательство, подлость, малодушие…

      – Героизм. – не уступал Кларус.

      – Героизм, всякий раз добытый путём применения насилия, и, чаще всего, достигаемый ценой чужой смерти.

      – Героизм – во имя спасения чужой жизни!

      Лусид посмотрел на Кларуса с искренним удивлением. Оказывается, они не достаточно хорошо знали друг друга.

      – Ты никогда не задумывался, почему у каждой из воюющих сторон свои герои и никогда, ни одна из этих сторон не признает героизма противника, а наоборот – назовёт это преступлением?

      – Нет, я предпочитаю думать о действительно важных, то есть насущных вещах.

      – А ты подумай. Во время войны, правда и неправда сливаются в нечто среднее – ужасное, портящее сознание всех умышленно и неумышленно сопричастных. Тьма насилия и жестокости поглощает едва ли не каждого. И нормальной становится радость оттого, что люди умирают сотнями…тысячами, пусть даже это враги. Но это люди. И удовлетворение приносит знание, что где-то там, на чужой земле, происходят разрушения. Это становится нормой. Как утренний поход в туалет. Только это облегчение достигается путём выискивания любой информации о чужих страданиях. Только так можно перекрыть свои собственные, непереносимые страдания. И не получится по одному только желанию остановить чудовищные процессы. И все старания будут бессильны. Ничего не прекратится, пока выпущенное на волю зло не исчерпает само себя. Вы этого не понимаете. Счастливые люди.

      Все молчали, глядя на Лусида как на старого дурака. Говорили только умные люди из телевизора, но их никто не слушал.

      – Так будьте же и вы счастливы, доктор! – воскликнула Корнелия, пытаясь усмирить растущее напряжение. – Вы заслуживаете