Чаша Ваала. Роберт Беннет

привлекала его, чем пугала. В этой беспредельной безжизненной пустыне была красота, захватившая кельтское воображение. И он все дальше и дальше углублялся в волны этого океана с такой же беззаботностью, с какой ласточка летит над прудом.

      Пурпурная туманная дымка на горизонте замкнула за ним кольцо. Насколько хватал глаз, его со всех сторон окружала пустыня. О’Брайен повернул на запад, намереваясь сделать широкую петлю, а потом повернуть на восток, надеясь, что солнце поднимется достаточно высоко и не будет слепить его.

      С полчаса он улетал от солнца. Наконец, охваченный нетерпением из-за неспособности увидеть что-нибудь, кроме волн песка сквозь пурпурную дымку на горизонте, он снова повернул на север. Спустя всего минуту он увидел неяркий синевато-белый отблеск справа и сразу повернул туда самолет.

      Отблеск потерял синеватый оттенок и превратился в ряд белых точек. По мере того как О’Брайен снижался, точки росли и превращались в массу развалин. Еще через несколько мгновений он смог разглядеть мраморные стены и колонны, и от этого великолепия у него захватило дыхание. Он кружил над развалинами дворца, не менее величественного, чем в Пальмире. На север и на восток огромное здание наполовину погрузилось в высокие пески столетий, но стена с южной стороны оставалась открытой почти до самого низа.

      О’Брайен легко посадил самолет перед величественным главным портиком. Выбираясь из кабины, чтобы размять затекшие мышцы, он подготовил длинноствольный автоматический пистолет. Но на гладком песке не было никаких следов, и, насколько он мог судить, вокруг вообще не было ни следа диких зверей, или змей, или бродячих бедуинов. Даже ящерицы не прятались среди мраморных блоков.

      – Сдается в аренду, – сухо заметил О’Брайен. – Любопытно, предыдущие обитатели оставили какие-нибудь записи.

      Выбравшись из тесной кабины, О’Брайен решил, что проголодался, и, прежде чем начинать исследования, удовлетворил голод холодным цыпленком и кофе из термоса. Перед самым отлетом из Адена один завидующий ему офицер заставил летчика принять коробку манильских сигар, кофе и холодную птицу.

      Поев и убрав сигары в шкафчик, О’Брайен снова накинул летный капюшон со шлемом. Держа в руке небольшой фотоаппарат, он прошел через большой портик и по широкой присыпанной песком лестнице поднялся в большой зал.

      У входа он резко остановился, охваченный необычным чувством одиночества. Огромное помещение без крыши, в котором он стоял, было еще более одиноким и пустынным, чем сама пустыня снаружи. Когда-то это был заполненный людьми двор царей, теперь это могила Времени и Обитель Пустоты. Покрытое пылью возвышение в конце зала стало троном смерти, победительницы всего. Прошли века с тех пор, как безжизненные пески этого мрачного уничтожителя погребли то, что когда-то было большим оазисом, и с приходом пустыни надменные правители оазиса и их народ исчезли.

      Исчезла вся жизнь – но не записи о ней. Каждый большой храм и дворец – это книга о прошлом,