Страницы истории сельскохозяйственной науки ХХ века. Воспоминания учёного. Николай Васильевич Орловский

нас мозаики всего человеческого существования. Ведь при всей их разнице «Я» и «Ты» очень близки, очень похожи, рождаются, плодоносят, умирают, как колосья в поле, – и нет больше счастья и глубже науки, чем через свое «Я» познать чужое «Ты».

      Такой общефилософский подход к исполнению сократовской формулы я и положил в основу создания моего мемуарного произведения, придав ему исповедально-дидактический характер.

      С учением Сократа я познакомился впервые не на уроках философии, которой мы занимались лишь в третьем классе духовной семинарии, в сумбурном изложении нашего присяжного философа по кличке «Дыра», а дома в летние каникулы того же 1915 г. Библиотеки сельской интеллигенции пополнялись в те далекие годы выпиской дешевых приложений в журналу «Нива». Издательство Маркса делало свое великое просветительское дело и систематически поставляло всех русских классиков в деревенские медвежьи углы огромной империи. В дешевизне и массовости изданий классиков с ним соревновалось лишь издательство «Всемирная панорама». Среди выстроившихся в длинный ряд томов сочинений графа Льва Толстого я выхватил потрепанные, в бумажной обложке томики «Круга чтения», изданные для народа в кооперативном издательстве «Посредник». Для чтения на каждый день в них приводились мысли мудрецов, пророков, писателей, а между ними – на каждую неделю – небольшие рассказы нравоучительного характера из произведений Чехова, Лескова, Л. Толстого. И вот среди этих недельных чтений я набрел на «Диалоги» Платона, где рассказывается о суде над Сократом и о его смерти.

      Образ Сократа захватил мое воображение с необычной силой. Я читал его речи на суде со слезами на глазах и спазмом в горле, ходил несколько дней, как оглушенный, вдумываясь в суть его поведения на суде и перед казнью. Я многократно вчитывался в его слова: «Из-за малого срока, который мне осталось жить, афиняне, теперь пойдет о вас дурная слава, и люди, склонные поносить наш город, будут винить вас в том, что вы лишили жизни Сократа, человека мудрого, – ведь те, кто склонны вас упрекать, будут утверждать, что я мудрец, хотя это и не так. Вот если бы вы немного подождали, тогда бы это случилось само собою: вы видите мой возраст, я уже глубокий старец, и моя смерть близка». «Избегнуть смерти не трудно, афиняне, а вот что гораздо труднее – избегнуть нравственной порчи: она настигает стремительней смерти…» «… Теперь, совершив это, вы думали избавиться от необходимости давать отчет о своей жизни, а случится с вами, говорю я, обратное: больше появится у вас обличителей – я до сих пор их сдерживал. Они будут тем тягостнее, чем они моложе, и вы будете еще более негодовать. В самом деле, если вы думаете, что, умерщвляя людей, вы заставите их не порицать вас за то, что вы живете неправильно, – то вы заблуждаетесь. Такой способ самозащиты и не вполне надежен, и нехорош, а вот вам способ и самый хороший, и самый легкий: не затыкать рта другим, самим стараться быть как можно лучше». И далее его знаменитая, последняя перед уходом из суда, фраза: «Но уже пора идти отсюда, мне – чтобы умереть, вам, чтобы жить, а кто из нас идет на лучшее, это никому неведомо, кроме бога