Любимый незнакомец. Эми Хармон

О’Рурк. Майк Лепито. Майки… или Микки? Микки Монахан? Самую большую обезьяну звали Майклом Мэлоуном.

      Не будь он так ошарашен, он бы расхохотался.

      – То есть это было самое громкое из всех имен, – торопливо исправилась она. – Наверное… вы долго не снимали шляпу… пока думали, кем бы назваться, – пояснила она.

      Он брел рядом с ней, не разбирая дороги, чувствуя, что и сам превращается в игрушечную обезьянку.

      – Куда мы идем? – спросил он через пять минут, когда она свернула к невзрачному зданию, и двинулся вслед за ней к задней двери, стараясь наступать прямо в следы, которые она оставляла на нетронутом снегу.

      – Вчера вечером я говорила вам… что готовлю тела бедняков к похоронам.

      – Здесь? – ахнул он и от неожиданности не удержал на плече мешок с тряпьем.

      – Да. Здесь. – Она принялась отпирать дверь рядом с узким помостом для выгрузки. Неприметное, хмурое, безотрадное здание снаружи походило на один из множества складов, занимавших всю короткую улочку.

      Он последовал за ней, но остановился в дверях и принялся стряхивать с мешка налипший снег.

      Помещение освещал лишь тусклый свет дня – электричества по-прежнему не было. Но Дани, готовая к этому, зажгла два фонаря, что стояли на рабочем столе прямо у входа.

      Пространство справа от входа занимали два стола для бальзамирования, оснащенные разными трубками и стоками. К счастью, они были пусты.

      Слева, вдоль стены, тянулось около дюжины металлических столов. Только два из них пустовали. На остальных лежали трупы.

      На крючках висели хирургические халаты. Дани натянула халат прямо поверх одежды, завязала его на талии и у шеи.

      – Просто положите вещи вон там. – Она указала на стол слева от двери. На столе уже громоздилось несколько аккуратных стопок вещей – мужская одежда отдельно от женской, разные размеры тоже отдельно. Мэлоун опустил мешок на стол, но словно не решался пройти вглубь насквозь продувавшегося помещения.

      – Если вы останетесь, Майкл, вам тоже нужно переодеться. Я не делаю ничего особенно грязного… но они мертвы. Там есть резиновые перчатки. – Она сняла с головы вязаную шапочку и повязала волосы белым шарфом. Теперь она стала походить на монашку, вроде тех, что обходили пациентов в больнице Святого Алексиса.

      Он подошел к крючкам, на которых висели халаты. Наверное, выглядел он до крайности неуверенно – по крайней мере, чувствовал он себя именно так, – потому что она мягко прибавила:

      – Не переживайте, все эти вещи каждый раз кипятят и хлорируют.

      – Я лучше подожду снаружи, – сказал он. Слабонервным он не был – на его работе слабонервные не задерживались, – но в том, чтобы готовить тело к похоронам, ему чудилось что-то донельзя интимное. Ему не хотелось на это смотреть.

      – Там страшно холодно.

      – Здесь тоже холодно. Зато на улице нет мертвецов.

      – В этом я не уверена. В конце концов, мы ведь в Кингсбери-Ран, – тихо заметила она.

      Он буркнул в ответ что-то неопределенное, в который раз не понимая, что именно ей известно. Он не понимал, стоит ли