Без двойников. Владимир Алейников

На упрямстве, как водится. Впереди – я предвижу – километры таких переводов. Килограммы? Что ж, может, и так. Тонны, – лучше всего сказать. Всё же это печатают. Всё же хоть какой-то есть результат. И то слава Богу. И в общем-то рад я, что так, пусть и так, получилось. Пока что. А там – посмотрим.

      Пересматриваю и перерабатываю частично прежние писания. Зачем? Затрудняюсь с ответом. Водолеевская привычка – улучшать уже сделанное когда-то? Получаются – просто новые вещи. В прежних – время по-своему выражено. В этих, нынешних текстах, на основе тех, прежних, – дух другой и время другое. Может, бросить эти занятия? Ну к чему они мне? Людмила говорит, что я дурью маюсь. Специально так выражается. Чтобы я образумился. Говорит она: что написано, то написано. И, пожалуй, она права. Нет, она, как всегда, права. Смысла нет – переделывать старое, переписывать, улучшать. Как Державин Гаврила Романыч говаривал тем, кто рекомендовали ему переделать что-нибудь в стихах: "Вы же за меня мою жизнь не переживёте!" Поточнее не помню, но и так ведь понятно тебе, о чём говорил он умникам и всем этим книжникам, ни хрена в поэзии не смыслящим. Достоверность пережитого. Достоверность написанного. Сохранение – и надолго – непрерывности бытия. Вот что есть в настоящих стихах. Явь, которая в дружбе с правью. Знаю, что всё это есть в том, что прежде написано мною. Помню: всё, что писал я, – живо. Ну а многое из того, что когда-то сказано мною, – всё сбывается и сбывается. Потому-то, пожалуй, брошу вариации нынешние – на давнишние темы. Погляжу как-нибудь потом, что там вышло у меня, – и, ежели на самого себя осерчаю, то, глядишь, и уничтожу писанину эту, расценив её, как заскок. Поживём – увидим. Увы, не от хорошей жизни попытки, пусть и наивные, переписывать то, что написано. Всё на пользу, конечно. И даже заскоки. Извлеку я из них уроки, чует сердце моё. Всё – не зря. Всё, конечно же, не случайно. Мучительно жить с таким грузом неизданного, как у меня. И ничего, живу. Существую. Сам себе удивляюсь порой. Но – приходится с этим жить. Кто издаст мои книги? Когда? Буду верить, что это сбудется – и при жизни. Да. Будет так. Солнце вдруг в окне засияло. Неспроста это. Верный знак.

      Пишу новое. Ну, уж это, полагаю, ты приветствуешь. Одобряешь. Стихи получаются сдержанными – лишь внешне. Внутри же – страсти. Боль. Всё больше её, этой боли. Ничего не могу поделать с собой. Сквозь меня говорит она. И не только она, разумеется. И любовь. И природа сама. Естество. Мир, созданный мною, с миром, тем, в котором живу я, заодно. Потому и пишу, что родство их всегда ощущаю.

      Живу я здесь с детьми с начала июня. Уеду в самом начале октября, посему – надеюсь получить ответ твой.

      Люда приезжала к нам. Но уже давно в Москве она. Работает. Вынуждена тоже работать. У нас ведь – семья. Слишком часто бываем в разлуке мы с моею супругой. Но – что же поделать? У неё – труды, у меня – труды. Ничего, мы выдержим это. В октябре – увидимся снова. Заживём по-людски, все вместе. Мы дружны. И любовь – жива.

      Заходили в Москве к Люде – Мира и Вера. Судя по сегодняшнему письму от Люды, Вера снова была у неё недавно.

      Дошли до меня добрые вести о том, что пить