В долине солнца. Энди Дэвидсон

думая о человеке, которого знал в Уичито-Фолс. Тот мог часами сидеть, скрестив ноги, и разрывать листы бумаги на длинные тонкие полоски, пока не оказывался наполовину погребенным в бумажном гнезде собственного изготовления.

      Тревис уставился на упавший в раковину кусочек кожи и подумал: «Ты не тот, кем себя считал. Ты становишься чем-то другим».

      Снова ее голос, тихий, но настойчивый: «Ты боишься?»

      Да. Кем бы ты ни была – да.

      «Хорошо», – ответила она.

      Тревис, прихрамывая, подошел к дверце шкафчика, которую пинком захлопнул утром. Присел перед ней на корточки, голый. Обрел равновесие, упершись одной ладонью в пол, а потом потянулся к ручке.

      Осторожно открыл дверцу.

      Внутри было темно. Два запасных баллона с пропаном откатились в дальний угол, к красному металлическому ящику с инструментами. Было там и три пустых галлоновых бутылки из-под молока, одна без синей крышечки, и сломанная вертушка в виде кукушки-подорожника. Пыль и паутина.

      И платье, увидел он. Белое и смятое, оно виднелось за бутылками.

      Он вытащил его и встал, развернув во всю длину. На пол выпало что-то маленькое и твердое. Старомодный медальон. Он открыл его. Внутри оказались две крошечные фотографии – девочки и мальчика, оба совсем юные. Они выглядели похожими, как брат с сестрой, – сильные скулы, длинные белые шеи. Россыпь веснушек у мальчика на носу и щеках. Девочка – худенькая, миловидная, с острым, будто лезвие, взглядом. Неужели он забрал медальон у одной из тех женщин? Наверное, у той из Грандвью, с куклами? Но он никогда ничего себе не брал. Что это значило? Тревис закрыл медальон и повесил его на ручку дверцы. Затем приподнял платье и рассмотрел рисунок розовых лепестков, а когда поднес ткань к носу – учуял что-то знакомое, что-то между теплом надушенной женской груди и холодным, влажным запахом гниения. Он вспомнил о скорпионах, которых раздавил на бетоне, и его охватила дрожь, когда ему явился этот образ: то ли девочка, то ли женщина, то ли какая-то тварь с рыжими волосами и в кровавом платье.

      «Господи, – подумал он. – Как же я голоден. Ужасно голоден».

      Понедельник

6 октября

      Вертолет «Белл 47» с крейсерской скоростью промчался над пологими холмами, поросшими дубами и тополями, согнувшимися от ветра и времени. Двое рейнджеров, сидевшие в застекленной кабине в наушниках под «Стетсонами»[8], общались при помощи жестов и кивков. Ридер толкнул рычаг и засмотрелся на змеящиеся зеленые реки и сотни пыльных дорог, которые тянулись внизу. Сесил, видел он, вжался в сиденье, побледнев. Галстук младшего рейнджера буйно развевался на ветру. Галстук Ридера был аккуратно зажат между пуговицами рубашки. За Фредериксбергом он повернул на север, навстречу зеленой полосе, где на поле взбиралось шоссе I-10. Когда «Белл» резко пошел на снижение, Сесил зажмурился. Вскоре вертолет приземлился на открытый участок в трейлерном парке, взметнув облако пыли.

      Неподалеку, придерживая шляпы от ветра, сгрудились заместители шерифа. Ридер свою тоже придерживал, когда

8

Здесь: широкополая фетровая ковбойская шляпа.