А также их родители. Тинатин Мжаванадзе

продолжай.

      – Ну, Мерил Стрип хорошая, я ее люблю, не подходит.

      – А это кто?

      – Позорище! Ну кого ты там можешь знать еще, не Бритни Спирс же. Она не поет, случаем?

      – Нет.

      – Ну говори, кто?

      Сандро медленно заводит подсказку:

      – Ее фамилия немного похожа на нашу…

      – Диас, что ли, Кэмерон? Ну – нашел кого загадывать!

      Под конец свет дали, мы доиграли – я загадала нашего приятеля и однофамильца музыканта Ниаза.

      – А может, это Боб?

      – Да заткнись ты со своим Бобом! Этот человек из нашей семьи?

      – Мммммм… Не совсем.

      – Что значит – не совсем? Я имею в виду нашу большую семью вместе с друзьями.

      – Ну тогда – да, близкий друг.

      Бедные дети пыхтели и перебирали всех друзей.

      Под конец выяснилось, что это певец Ниаз.

      – А что, у него фамилия, как у нас? – удивился Сандро.

      Господи, как они будут жить!

      Жду следующего выключения света, чтобы продолжить просвещение.

      Утренний подъем

      Каждое утро я просыпаюсь и вспоминаю – а что у меня в жизни хорошего?

      Громоздится какая-то куча невнятного хлама, состоящего из частиц «не», – не сделала, не успела, не смогла, не захотела, не поехала и не увидела, это всего на секунду, и каждое утро с неба сбрасывают спасательный трос – крученый такой, корабельный, – и резко дергают вверх.

      Наверху – свет, тепло, солнечные пятна и щебетание птиц в ветвях старых магнолий: сейчас, сию секунду, на верхней полке храпит Сандро, а внизу хмурится Мишка.

      И все точки расставляются над положенными «и».

      У меня есть они, и я могу прямо сейчас пойти и потрогать их. Погладить спинки – у одного костлявая, как стиральная доска, у второго в шерстке и мягкая. А они дышат. И утренний сон бегает под голубыми веками.

      Как можно к этому привыкнуть?!

      Правда, мне придется их мучить, будить, отправлять в школу, пилить из-за кучи всякой ерунды, но день уже переливается, и я иду к тому, с кем можно поделиться, а то лопну, и он смотрит на меня, и мы оба понимаем, почему улыбаемся, как идиоты, и это самая крепкая связь: у кого-то – зажигать фонарь, у кого-то – слушать чужие разговоры, кому-то пристало растить деревья, а у нас – мальчики, к которым мы приставлены – сначала произвести, а потом охранять.

      Все бы ничего, но приходится учить с ними уроки, а хуже этого в материнстве только прививки.

      Сандро задали написать стихи на тему «Я и школа».

      До этого творческого акта Сандро ознакомился с разными видами стихов, и в том числе с верлибром. Название запомнил не сразу:

      – Вер… верел… вре… верб…

      – Верлибр, – хладнокровно подсказала пятый раз репетитор, красавица Марита. – Еще раз: как называется свободный стих – без рифмы и ритма?

      – Хулиганский стих, – рассвирепел Сандро.

      И написал, словом, этот самый верлибр.

      Ниже – необработанный подстрочник: ежели его переводить как надо, это мне сутки сидеть минимум, а поэт-хулиган еще не печатается, много чести.

      Каждое утро просыпаюсь

      И еле открываю глаза.

      Не хочу просыпаться

      И прячу голову под подушку.

      Не встану? Моя