Двенадцать сторон света. Александр Евсюков

самые подземные гуси не отпускали.

      – Ну, чего встал? – сразу накинулась на него бабушка. – Разулся, так проходи уже!

      – Третья моя шахта… и последняя теперь, – сиротливо вздохнул дед.

      Бабушка принюхалась, но ничего подозрительного, видимо, не учуяла.

      – Всё, отработал, значит? Лодырь ты теперь?

      – Как ты, что ли? – вполголоса огрызнулся дед. – Иди, шастай по своим магазинам!

      Бабушка не нашлась чем ответить и решила пока затаиться. Она окинула взглядом Лёню, видно, хотела что-то скомандовать, но передумала.

      – Ладно, тут посидите. Щи вон в кастрюле, – бросила она напоследок и закрыла дверь снаружи.

      Ужинать дед не стал. Не включил телевизор. Не взялся за газету. Все привычные дела стали вдруг совсем непривычными. Он сидел и напряжённо думал, представляя, как там сейчас в шахте, кто ползёт по проходу вместо него, кто первым даст сигнал на перекур и кто сделает главную выработку. Лёня молчал.

      Дед погладил его по макушке, стараясь улыбнуться.

      – Мамка-то знаешь где твоя? – дед оглянулся, будто кто-то мог их подслушать.

      Лёня мотнул головой.

      – Сестрёнку тебе рожает или братика.

      Лёня удивился, а потом вдруг сильно обрадовался. Так сильно, что захотелось прыгать и кувыркаться. Он побежал вдоль комнаты. У него! Будет сестрёнка! Или братик! Но сестрёнка – лучше.

      Он то и дело оказывался у одной, другой, третьей стенки, а радость всё не унималась.

      – Деда, а давай поборемся? – протянув руку, с восторгом предложил Лёня. – Ну давай, а?..

      Они с дедом уже несколько раз боролись на полу, застеленном ковром. Дед ложился на спину, а Лёня забирался сверху. Обычно после весёлой возни он «побеждал», по очереди прижимая к полу то одну, то другую дедову руку.

      Несколько недель назад, пока внук праздновал свою очередную победу, дед вдруг почувствовал, как тесно становится его сердцу и как мало воздуха в комнате, но, отдышавшись, вскоре перемогся. Правда, после этого на пол он уже не ложился – говорил, что сильно устал. Но сейчас и эта радость внука, и охота сдвинуть с места свою новую, нерабочую жизнь так захватили его, что он согласился побороться.

      Лёня тут же с весёлым и яростным рыком набросился на него. Выскользнуть из захвата. Головой в бок. Держать, держать, не выпуская, эту большую взрослую руку. Лёня смеялся и рычал, рычал и улыбался. Вдруг рука деда сжала его сильнее, так что Лёня едва не вскрикнул, – и разом ослабела. Дед захрипел. Это, конечно, могло быть хитростью, поэтому Лёня не стал выпускать его руки. Но вдруг всё дедово тело судорожно дёрнулось, и он с отчаянной мукой застонал. Лёне стало ясно, что это всерьёз, он тут же выпустил руку и слез с него. «Деда, деда?» – тонким голосом, будто входя в жуткую тёмную комнату, позвал он. Но деда не отвечал, а его лицо покрывалось пятнами. Лёня встал и кинулся искать выход. Он нарочно прыгал и громко топал по полу, но снизу, от ставшего вдруг таким нужным Анатольки, не донеслось ни звука. Залез на подоконник, пытаясь докричаться