Кафетерий для спецназа. Яна Тарьянова

девяносто. Код. Нажмите одновременно.

      Шольт поднял голову. Не поблагодарил, не кивнул – тут же нажал три кнопки на кодовом замке и вошел в калитку. Ханна поставила чай на столик и решила спуститься в подъезд. Выглянуть из двери, удостовериться, что Шольт не наговорит гадостей Снежке, не сцепится с Ёжи.

      На последних ступеньках она замерла. Ни криков, ни волны ярости. Йонаш, повизгивая от радости, хвалил «тетю Снежку». Ханна решила не церемониться: это её дом, её двор и – формально – её незваные гости. Вышла и застыла, не решаясь сделать следующий шаг. Шольт, хорошо освещенный фонарем, обнимал прилипшего к нему Йонаша, смотрел на Снежку и рисунок. Не зло, а устало, с какой-то странной тоской.

      «Ого!.. Неужели оскорбления были элементом ухаживания? Стряхнет ёжика со снегурочки? Ёжик такое не стерпит. Они тут друг друга поубивают! Камул, Хлебодарная, помилуйте грешную, не допустите кровопролития!»

      – А что, если не медовуху? – нахмурился Шольт. – Конфеты, чай, кофе?

      – Я еще не нарисовала, – вежливо, но твердо ответила Снежка. – Давайте не будем торопить коней.

      Йонаш дернул один из чехлов на поясе – ни кобуры с пистолетом, ни автомата на Шольте уже не было – попросил:

      – Папа, не злись.

      Шольт не смягчился, но рука в черной перчатке взъерошила волосы на затылке мальчишки, словно обещая – скандала и драки не будет.

      – Приноси всё завтра в кафетерий часам к четырем, – велела Снежка Йонашу, собирая кисточки и краски в пакет. – Я этот рисунок успею закончить в затишье, а вечером новый начнем. Отнесешь учительнице два, скажешь, что третий испортил и перерисовываешь… как-нибудь выкрутимся.

      – Спасибо!

      Йонаш ухватил влажный рисунок, понес к калитке на вытянутых руках. Шольту достался пакет. Ханна ждала: поблагодарит Снежку или нет? Поблагодарил. Выплюнул: «Спасибо». Так, будто что-то плохое пожелал.

      Глава 10. Тетя Ханна рисует пейзаж

      На следующий день, в обед, Ханна обнаружила себя рисующей пейзаж. Акварельными красками. Как ее угораздило? Она же вчера перед сном дала себе слово держаться подальше от клуба рисовальщиков, не беспокоиться о возможности оскорблений и драк. И Снежка, и Ёжи, и Шольт – взрослые оборотни. Сами разберутся. Почему же тогда она сейчас сидит за столом?.. ах, да, ребенок ни в чем не виноват, а Анджей так убедительно посулил грамоту за воспитание подрастающего поколения, что не было возможности отказаться.

      – У вас очень красиво получается! – сказал Йонаш, хлопая густыми черными ресницами.

      Ханна отогнала мысль о ресницах Шольта – она их не разглядела, и не надо. Поздоровалась с заместителем Анджея по оперативной работе – серебристо-черным лисом Валерианом Кшесинским, по слухам, потомственным аристократом – и пробормотала что-то невнятное в ответ на похвалу Йонаша. Она не особо-то умела общаться с детьми – росла без младших братьев, сестер, кузенов и племянников. И – совсем немного – пугалась того, что Йонаш мыслит и разговаривает