Рецепт тумана со специями. Вера Анатольевна Прокопчук

порой усыновляют детей родственников бедных… так что Джеймс теперь не Ларкинс, как его папенька, а Олридж.

      – Да, похоже, финансовые дела папеньки не блестящи, – заметила Агнес, приглядываясь к папенькиному фраку.

      – Папенька вообще темная личность. – скривил гримаску Невилл. – Жена его погибла, говорят, при крушении парохода на Темзе, двадцать лет назад, и по мне, в этом есть что-то подозрительное…

      – Бедняжка Джеймс, так он сирота…

      – А тетушка усыновила Джеймса, когда поняла, что папенька пустился во все тяжкие…

      – В смысле?

      – Принялся проматывать придание покойной жены – и весьма в этом преуспел. Жена его, видимо, как-то сдерживала от опрометчивых поступков, а тут он потерял всякую меру… Боюсь, бедному Джеймсу от него достанутся в наследство одни долги. Впрочем, его невеста – весьма состоятельная девица, так что жизнь впроголодь ему не грозит. О! Вот и она.

      – Миссис и мисс Виллоуби!

      В комнату вошли две дамы – одна лет сорока пяти, другая – совсем юная.

      Взгляд Агнес как-то сразу устремился к старшей даме. Это была истинная англичанка! Удлиненный овал лица, очень тонкие губы, тяжелый подбородок и яркие большие глаза. Нос ее был крупноват, как оно и пристало быть носу истинно английской леди. Великолепного покроя платье цвета красного вина, отделанное черными кружевами, золотой фермуар, но главное – прямая спина и твердый спокойный взгляд – все это создавало впечатление женщины с большими деньгами, уверенной в себе и преуспевающей.

      Ее дочь, миловидная белокурая девица, имела вид ангела с пасхальной открытки: нежные голубые глазки, губки бантиком – и общее впечатление трогательной невинности, которая ничего не знает о сложностях и скорбях нашего бренного мира. Вся эта ангельская сущность оттенялась кисейным платьем цвета фисташек. Взволнованная, смущенная, она искала глазами своего жениха, и тот, разумеется, устремился к ней, не видя ничего, кроме предмета своих чувств.

      Отец его, однако, помедлил, прежде чем подойти к дамам. Лицо его странно вытянулось; он смотрел на миссис Виллоуби, пожирая ее глазами. Он прищурился, губы крепко сжались – затем сделал глубокий вздох, как бы собираясь с духом, и, наконец, подошел к дамам.

      – Позвольте, миссис Виллоуби, представить вам моего отца, – любезно ворковал Джеймс, – Папенька, это миссис Виллоуби, матушка моей дорогой Софи…

      Лицо миссис Виллоуби застыло, как восковая маска. Однако, через долю секунды, она уж протягивала руку отцу жениха, со словами:

      – Я рада, очень рада.

      Взяв ее руку, мистер Ларкинс пристально посмотрел ей в глаза, а затем сделал глазами ей знак, указывая на дверь в оранжерею. Они тихонько привздохнула, и опустила ресницы.

      ***

      Когда на улицах замерцали фонари, и гости стали расходиться домой, разговоров только и было, что о прелестной малютке Софи. Все сошлись во мнении, что она – идеальная девушка, так как ничего не знает о жизни, сама невинность, воплощенная