Царства смерти. Кристофер Руоккио

главе процессии шагал Кароль Венанциан в сопровождении двух ликторов в бронзово-белых доспехах своего дома и плащах с пурпурной каймой, символизирующей их службу магнарху. Валка шла рядом со мной в строгом черном кружевном платье, полностью закрывавшем ее правую руку, но оставлявшем открытой левую, татуированную. За нами шли высокопоставленные придворные магнарха, его казначей и советники-схоласты, комендант Андерс Линч и директор сананнских верфей. Замыкали процессию две шеренги бронированных стражников со щитами и перемежающиеся колонны имперских легионеров в красно-белом и венанцианских солдат в бронзово-белом.

      Наши с Валкой черные одежды выглядели совершенно не к месту. Кроме нас, в черное были одеты только клирики Капеллы, которых отличали высокие белые египетские шапки и такого же цвета сто́лы. Они выстроились позади нас на трибуне и вытягивали шеи, словно грифы-падальщики на насесте, чтобы лучше видеть происходящее.

      Император прибыл.

      Фрегат обдали охлаждающей жидкостью, и к бледно-желтому небу поднялись языки пара. Между ними появились похожие на зеркальных скарабеев рыцари-экскувиторы с высокими белыми гребнями на шлемах и в шелковых, развевающихся на теплом ветру плащах. Они двигались абсолютно синхронно, а в их нагрудниках отражалась наша процессия. Не дожидаясь, пока развеется пар, они выстроились в золотой сени корабля.

      – К чему весь этот балаган? – вцепившись ногтями мне в руку, прошептала Валка на пантайском языке, которого не знал никто из присутствующих.

      Вместо ответа я погладил ее ладонь. Валка была тавросианкой, и ни долгие годы, проведенные со мной, ни мучения, которые ей пришлось претерпеть от соотечественников, пока те изгоняли из ее головы деймона Урбейна, этого не изменили. Все наши имперские церемонии, помпезность, торжественность и демонстрация военного могущества для нее были не менее чужды, чем сьельсины.

      Словно отвечая на ее вопрос, трубы снова запели, и военный оркестр где-то вдали заиграл имперский гимн.

      Наконец появился он.

      Император не выехал к нам на летающей платформе или чем-то вроде этого. Нет, его императорское величество, соларианского императора Вильгельма Двадцать Третьего из дома Авентов вынесли в паланкине два десятка гомункулов-андрогинов в белых париках и белой униформе с имперской символикой. Сам император был облачен в доспех на римский манер, с нагрудником в виде мускулистого торса, украшенным имперским солнцем посреди сложенных крыльев и малых звезд. Доспех был тончайшей работы, из чистейшей белоснежной керамики, а вот руки его величества были красными. Император не носил латных перчаток, только алые бархатные церемониальные, и на каждом пальце, кроме одного, красовались золотые кольца и перстни.

      На плечах был яркий парчовый плащ в тон его огненно-рыжим волосам, а голову венчала корона из живого золота. За императором появилось привычное сборище слуг и советников: зеленые схоласты, унылые серые логофеты, тянувшиеся за троном подобно увлекаемым волной останкам кораблекрушения. Я втайне порадовался,