Наблюдая за Большой медведицей. Сергей Николаевич Зинченко

обернулась, за ней действительно образовалась очередь из солдат и вахтовиков, которая тянулась до самого тамбура. Выражения лиц у граждан были такими, словно каждый из них уже держал наготове заточку…

      Но вернемся во второй вагон, где ехал Роман Валенов. Здесь было полно детей. Огромное количество вечно плачущих и орущих карапузов от двух до 48 годиков и у каждого имелись свои проблемы. Тем, кому два – необходимо внимание. Те, кому пять – постоянно спорили друг с другом, чья машинка круче, у кого самый классный папа. Тяжелее всего было тем, у кого вместо трех веснушек на лице было четыре – с ними не хотели играть, и потому они ревели. От того что они ревели, ревели и те, кто был их младше. Мамы пытались успокоить тех, кто ревет. Их папы сбежали в вагон-ресторан. Те, кому за сорок лет не ревели, а орали на весь вагон, потому что никак не могли договориться, что лучше – карбюратор или инжектор? В итоге, большая часть группы Валенова ехала в орущем и ревущем вагоне. Плюс ко всему, ревела ещё и Лея, потому, что Миша не обращал на нее внимания.

      Туристы собрались в одном купе, уселись на боковых местах. Никто не разговаривал. Все думали только об одном: «Когда же это все кончится!?». Ещё и Роман «успокоил», сообщив, что поезд прибудет на нужную им станцию «Курья нога» только в семь утра на следующий день. Значит, еще полдня и ночь им придется ехать под такой аккомпанемент. Могильников сбежал в вагон-ресторан – пить. Опять пропал Эдкевич. Сначала он пошёл за патологоанатомом, но по пути неожиданно пропал. С фотоаппаратом в руках.

      В вагоне было жарко и душно, однако кондиционер не включали, впрочем, его и не было. Окна открывались лишь в двух купе, но там сидели бабушки с детьми, которым даже в жарком вагоне было холодно и откуда-то дуло, поэтому речи о том, чтобы их открыть и не заходило.

      – Ребята, – наконец заговорила Элина, – раз время есть, давайте тогда нормально познакомимся?

      – Я спать, – тут же произнес Дарьян с верхней полки, воткнул в уши наушники и отвернулся к стене.

      Роман хлопнул ладонями по столу, открытая бутылка с водой упала на пол, вода вылилась.

      – Виноват, простите, – извинился он и поднял бутылку.

      – Спасибо, Роман Александрович, я даже попить не успела, – фыркнула Элина, – зачем вы по столу-то стучали?

      – Хотел предложить пообедать… – развел он руками.

      Лея зачем-то сдернула одеяло с третьей полки, где лежал свернутый матрас. Он, конечно же, скатился на голову Тощему, который сидел на нижней «боковушке». Мишка чихнул, все засмеялись. Лея поникла.

      – Чего ржете, у меня аллергия на пыль! – завопил Худогубкин. Глаза его покраснели, Мишка принялся чихать каждые две минуты. Лея присела рядом с ним с виноватым лицом.

      – Прости меня, – извинилась она.

      – У меня в рюкзаке аптечка с лекарствами, кто-нибудь, достаньте, пожалуйста! – продолжал пищать Мишка, поминутно чихая и все больше краснея.

      Рюкзак Тощего на багажную полку убирать не стали – он неподъёмный. Потому его положили под стол.