Шёпот шагов. Альбина Гагиева

и музыкальный инструмент в виде слона с золотой башней на спине. На обручении присутствовало всё высшее общество Польши, сам король Сигизмунд III, королевич Владислав, принцесса Анна Шведская. Марина вышла под руку с отцом, и все замерли в восхищении, она была настоящей королевой: в белой парче, расшитой жемчугами и сапфирами, на голове сияли алмазные колосья, а чёрные глаза сверкали властным огнём. Через десять дней Марина уехала из Кракова, даже не осталась на празднества, который устраивал король Сигизмунд в честь своей женитьбы на Констанции Габсбург.

      Но ехать в Москву она не торопилась. Дмитрий писал ей пламенные послания, в ответ она молчала, то ли совсем не любила, то ли из-за того, что они с отцом ещё не были полностью уверены в прочности его трона. Ещё до Марины уже дошли слухи, что Ксения Годунова живёт во дворце Дмитрия и, что та очень красива. Она не могла это стерпеть, сразу приревновала и пожаловалась отцу. И по настоянию Юрия Мнишека, бедную Ксению в начале 1606 года отправили в Белозёрский монастырь и постригли в монахини с именем Ольга. Там она и стала жить, сочинила несколько прекрасных грустных песен о своей судьбе и вышивала великолепные картины.

      Наконец, после трёхмесячной подготовки, почти через полгода после обручения, Марина отправилась к своему жениху. Свита была огромной: Мнишек забрал с собой родственников: сына, брата, племянника, зятя, священников. Процессия, составляющая две тысячи человек, 8 апреля пересекла границу. Везде на московской земле Марину встречали священники с образами, а народ хлебом-солью и дарами. Марина въехала в Москву 3 мая 1606 года, и была ослепительно хороша: во французском костюме с длинной стянутой талией, с взбитыми и поднятыми вверх волосами и огромным гофрированным воротником. Так одевались королевы Франции, и Марина посчитала, что и царице всея Руси надо было так выглядеть. Она ехала в красной карете с серебряными накладками и позолоченными колёсами, запряжённой двенадцатью серыми, в яблоках, лошадьми. Внутри карета была обита красным бархатом, а подушки – расшиты жемчугом. Марина уже царствовала.

      Под звон колоколов и гром пушечных выстрелов Марина въехала в Москву. Остановилась в Вознесенском монастыре у Марии Нагой, там она должна была жить до коронации. Когда она выходила из кареты, польские музыканты, которых они взяли с собой, тотчас бросились исполнять народную польскую песню: «Всегда и всюду, в горе и в счастье я буду тебе верен!». Это не особенно понравилось москвичам, сама Марина им тоже не понравилась: «Уродка – низенькая и худенькая!». А полякам сразу не понравилась московская кухня, и Дмитрий тотчас прислал им польских поваров. Чтобы Марине не было скучно, Дмитрий подарил ей шкатулку с драгоценностями. Её свита вела себя надменно по отношению к москвичам, паны гуляли, пировали в Кремле под звуки шумной музыки, непривычной для слуха россиян, шляхтичи занимались произволом. Поляки не ведали ни стыда, ни совести. Эти надменные гости вели себя как хозяева, держались особняком, презрительно относились к русским, что оскорбляло и вызывало