Жестокий век. Исай Калашников

белозубого щербатого рта – и не было в это время человека, довольного жизнью больше, чем Тайчу-Кури.

      Старик чаще всего молчал. Слаб он стал. Работал медленно, быстро уставал. Аучу-багатур был сердит на него. Тайчу-Кури понемногу научился делать стрелы самостоятельно. Пока что они получались грубоватыми, не было у них той строгой красоты, которой так славились стрелы старика. Но они с Каймиш решили, что Аучу-багатур ничего не поймет, стали в пучки стрел старика для большего счета подсовывать стрелы Тайчу-Кури.

      Аучу-багатура, однако, провести не удалось. Он подвернул как-то вечером к юрте, достал из колчана несколько стрел, бросил под ноги старику.

      – Ты теперь за три дня не делаешь того, что делал раньше за день. Уважая твои седины, я молчал. А как ты понял мое молчание? Это не стрелы – едва оструганные палки. Их постыдится носить в своем колчане даже нищий харачу.

      Старик поклонился, поднял стрелы, провел пальцем по древку. Усмотрел оперение.

      – Мои руки к ним не прикасались.

      – Вон как? Такому вот парню, – Аучу-багатур толкнул рукоятью плети в грудь Тайчу-Кури, – врать, может быть, и простительно. А у тебя седая голова!..

      У старика дрогнули сухие, бледные губы.

      – Я никогда не врал, Аучу-багатур!

      – Это мои стрелы, – сказал Тайчу-Кури, внутренне весь сжимаясь в ожидании удара.

      – Твои? Как посмел совать их мне?

      – Я очень хотел, чтобы твои колчаны были набиты стрелами.

      – Ну и дурак же ты, Тайчу-Кури! Ты собирай аргал, выделывай кожи и не лезь куда не следует.

      – Но я хочу делать стрелы! Я уже говорил тебе, Аучу-багатур.

      – А я хочу взять в жены дочь Алтан-хана китайского! – Аучу-багатур хохотнул. – Почему я не могу взять ее в жены? А, Тайчу-Кури?

      – Если Алтан-хан позволит – возьмешь. А если ты позволишь, я буду делать стрелы.

      Старик поклонился Аучу-багатуру:

      – Я давно слышу зов своих предков. Скоро уйду к ним. Кто тогда будет делать для вас стрелы? Вот он, Тайчу-Кури. Почему же не даешь ему учиться? Собирать аргал могут и другие. Он прилежный парень.

      – Прилежный – это верно. Ты скоро помрешь – тоже верно. Пусть будет так, как вы хотите. Учись, Тайчу-Кури. Но если стрелы будут не лучше, чем эти, я велю ломать их о твою спину.

      Смеясь от нежданной радости, Тайчу-Кури сказал:

      – Лучше о руки. Спина никогда не бывает виновата, а бьют по ней.

      На другой день с утра Тайчу-Кури поехал резать палки. От куреня в степь тянулись стада и табуны. За ними ехали вооруженные всадники. В последнее время меркиты часто нападали на улус тайчиутов, и стада караулили воины. Тайчу-Кури во все горло распевал песню. Воины с удивлением оглядывались на него, а один даже погрозил копьем. Им непонятно, что на душе у него большой праздник. Сбылось самое сокровенное желание. Теперь он с утра до вечера будет работать рядом с Каймиш. Хорошо. Ой как хорошо!

      Низенькая