Жестокий век. Исай Калашников

пир в честь высокого гостя и перепадет ли им кое-что с богатого ханского стола.

      К Джамухе подскакал Нилха-Сангун:

      – Тебя зовет отец.

      С неохотой ступил Джамуха на войлок перед шатром.

      – Тебе подобает быть рядом со мной, – сказал Тогорил.

      – Хорошо, я буду здесь.

      – Ты чем-то расстроен?

      Джамуха промолчал. Тогорил кивнул одному из нойонов. Тот исчез в шатре, принес темно-зеленый, расшитый на груди халат, подал его хану. Тогорил легонько встряхнул халат, кинул на плечи Джамухе:

      – Это я привез из страны Алтан-хана китайского. Для тебя. – Взгляд умных глаз Тогорила задержался на хмуром лице Джамухи. – У меня два сына – Нилха-Сангун и ты. И оба близки моему сердцу. Я понимаю, ты утомлен дальней дорогой. Но крепись. Пусть Коксу-Сабрак увидит, какие у меня молодцы.

      На холмике перед куренем показался всадник, помахал руками и помчался к куреню.

      – Едут!

      Вслед за ним на холмике появились еще всадники, и у шатра прошелестел взволнованный шумок. Всадники шагом приблизились к рядам воинов, спешились, пошли по проходу. Над воинами взлетели бунчуки и копья, зарокотали барабаны, пронзительно завыла медь трубы. Впереди шел узкогрудый и узкоплечий человек в простой одежде, без доспехов, лишь на широком ремне пояса с железной пряжкой висел короткий меч. Джамуху удивила не простота одежды, а то, что у знаменитого найманского полководца совсем не богатырский вид. Он перевел взгляд на Тогорила. Лицо хана было каменно-непроницаемым, как у истуканов, поставленных в степи древними народами, сходство с ними увеличивали темные рябинки на лбу и на щеках.

      Коксу-Сабрак остановился в двух шагах, в знак уважения к хану приспустил пояс с мечом и только после этого ступил на войлок, склонил голову в поклоне, хриплым, но неожиданно сильным для тщедушного тела голосом сказал:

      – Мой повелитель, отважный и мудрый Инанча-хан, велел передать, что он любит тебя, как дядя своего племянника.

      Ноздри у хана Тогорила затрепетали, глаза гневно сузились, руки легли на золотой пояс.

      – Я по отношению к великому Алтан-хану китайскому сын. Разве твой повелитель признан братом Алтан-хана, чтобы называть меня племянником?

      – Кто осмелится сравниться с величием и могуществом сына неба! – воскликнул Коксу-Сабрак. – Но его от нас отделяет много дней пути, а наши нутуги лежат рядом, наши лошади пьют воду из одних и тех же рек.

      Лукавый Сабрак ловко спрятал в обертку из вежливых слов угрозу. А что ответит хан?

      Тогорил поджал губы, обвел взглядом ряды воинов, ощетинившихся копьями, чуть наклонился к Сабраку:

      – Когда у человека есть отец даже в дальнем курене, он ближе сердцу, чем дядя в соседней юрте. Мне жаль, что твоему мудрому и почитаемому мною повелителю незнакома такая простая истина. Готов по-братски помочь ему уяснить эту, а попутно и другие истины.

      Тогорил