Под сетью. Бегство от волшебника. Айрис Мердок

что кто-то меня обработал.

      К концу нашего разговора она положила руку мне на плечо, так что ей были видны ее часы, и я заметил, что время от времени она скользит по ним взглядом. Это меня взбесило.

      – Перестань смотреть на часы! – сказал я. – Ты меня не видела несколько лет. Неужели ты не можешь уделить мне немного времени?

      Я догадался, что очень скоро Анна намерена прервать наш tête-à-tête. Встреча наша шла по расписанию, о котором она ни на секунду не забывала. Вся жизнь Анны шла по расписанию; без часов она пропала бы, как монахиня. Я схватил запястье с часами и сжимал, пока она не стала морщиться от боли. Теперь она смотрела на меня пристально, тем ясным, вызывающим взглядом, который я помнил и любил с давних пор. Так мы с минуту глядели друг на друга. Мы хорошо друг друга знали. Я не выпустил ее рук, но ослабил хватку и поцеловал ее. Тело ее опять затвердело, но теперь было так, словно от меня ему передалась какая-то сила, и оно, как жесткая ракета, за которую я цеплялся, стремительно неслось в пространстве. Я целовал ее напрягшуюся шею и плечо.

      – Джейк, мне больно, – сказала Анна.

      Я отпустил ее и без сил лежал у нее на груди. Она гладила меня по волосам. Мы долго лежали молча. Вселенная отдыхала, как большая птица.

      – Сейчас ты скажешь, что мне надо уходить, – сказал я.

      – Да. Вернее, мне самой надо уходить. Встань, пожалуйста.

      Я поднялся с таким чувством, точно восстал от сна, и посмотрел на Анну. Она лежала среди пестрого хлама, как сказочная принцесса, свалившаяся с трона. Грудь и бедра тонули в шелках. Длинные волосы растрепались. Минуту она лежала неподвижно, и даже по выгнувшейся в подъеме ноге было видно, что она ощущает мой взгляд.

      – Где твоя корона? – спросил я.

      Анна порылась в груде шелков и извлекла золоченую корону. Мы рассмеялись. Я помог ей встать, и мы смахнули с ее платья крошки мишуры, золотую пыль и блестки.

      Пока Анна причесывалась, я бродил по комнате и все разглядывал. Мне сразу стало легко. Я знал, что еще увижусь с Анной.

      – Объясни мне, что это за театр, – сказал я. – Кто здесь играет?

      – Главным образом любители. Все мои знакомые. Но тут нужна совсем особая техника.

      – Да, я это понял.

      Анна быстро оглянулась на меня.

      – Так ты входил в театр?

      – Да, на одну минуту. А разве нельзя? Зрелище очень внушительное. Это что-то индийское?

      – Связь с Индией есть, но по существу это нечто самостоятельное. – Я видел, что Анна думает о другом.

      – Вот этот предмет бутафории вам едва ли понадобится, – сказал я, указывая на «гром».

      На всякий случай поясню, что «гром» – это тонкий металлический лист величиной в два-три квадратных ярда; если его тряхнуть, он и правда громыхает, как далекие раскаты грома. Я подошел к нему.

      – Не трогай! – сказала Анна. – Да, мы его продадим.

      – Анна, ты не шутила насчет своего пения?

      – Нет, – сказала она. – Это безнравственно. – И опять у меня появилось странное чувство, что я вижу человека в плену у какой-то теории. – Только очень простые вещи можно выразить без фальши, –