Сегодня и ежедневно. Недетские рассказы. Виктор Драгунский

а она? – сказал он.

      – Кто? – сказал я.

      – Сам знаешь.

      Я промолчал.

      – Тяжелый ты человек, – пробормотал Федька, уминая под себя подушку. – Потому что хромой. Ты думаешь – ты гордый, а ты просто тяжелый. – Он укоризненно покачал головой. – Может быть, что-нибудь передать на словах? – крикнул он. – Не молчи!

      Но я все-таки промолчал. Федька сел на кровать и стал причесывать прямые волосы толстой пятерней.

      – Вот что, – сказал он неожиданно. – Я решил: я с тобой поеду. Нельзя тебя одного отпускать. Слышишь? Я еду с тобой!

      Это он говорил совершенно серьезно, даю голову на отсечение.

      – Не смеши народ, Федька, – сказал я.

      Он погрозил мне кулаком и снова улегся на спину. Кровать прогибалась под ним, он покряхтывал, глядя в потолок, а я вышел на кухню, разделся до пояса, умылся холодной водой и потом долго стоял, не вытираясь, от этого было еще прохладней и благостней. Опьянение слабело во мне, выходило через поры освеженного тела, выдыхалось постепенно, и от этого на душе становилось все лучше и лучше.

      Потом я прибрал на столе, вылил старку из Лининой рюмочки, подобрал с пола обрывки бумаги, взял мешок, надел, встряхнул, чтобы он улегся на спине посноровистей, и сказал:

      – Пошли, Федька. Пора.

      Он вскочил с кровати и тоже побежал к крану. Я оправил за ним кровать. Федька кончил мыться. Он сказал:

      – Пошли.

      Мы вышли в коридор. Я запер дверь комнаты и положил ключ в почтовый ящик.

      Федька спросил:

      – Это зачем?

      Я сказал:

      – Для ребят. Мало ли кто зайдет, Андрюшка или Санька Гинзбург, у меня так всю жизнь.

      – А может, сдать в домоуправление?

      – У них есть запасной. Да они и про этот прекрасно знают.

      – Ну что ж…

      – Да, – сказал я, – пора. Пошли, Федька.

      Мы пошли со двора. Солнце уже не палило так нещадно, и идти по теневой стороне было приятно.

      – Далеко нам? – спросил Федька.

      – Пять минут ходу, – сказал я.

      Мы уже подходили к углу, когда кто-то окликнул нас. Это был наш актер Зубкин. Маленький, надутый, с большим лягушачьим ртом, этот деятель давно действовал мне на нервы. Ставка на карьеру во что бы то ни стало при сером характере дарования, неукротимый подхалимаж и хамелеонская способность ежеминутно перестраиваться отталкивали меня от него. Он кричал на уборщиц и гнул спину перед первачами.

      Зубкин шел за нами, через плечо у него была перекинута солдатская скатка – ярко-голубое детское одеяльце. В руках Зубкин держал большую хозяйственную сумку.

      – Далеко собрались? – молодцевато спросил он.

      – Недалеко, – сказал я.

      – Он уходит в ополчение, – объяснил Федька. – Сегодня. Сейчас.

      – А ты, значит, его провожаешь?

      – Да.

      – Ну что ж, – сказал Зубкин. – Все правильно. Ты, Королёв, ведь сам просился?

      – Сам, – сказал я.

      – Значит, исполнилась твоя мечта.

      Можно было подумать, что он мне завидует, что у него была такая же мечта, но она не исполнилась.

      Мы подходили