Айсберг. Анна-Наталия Малаховская

тогда, куда её услали, куда продали… скорее всего, её куда-то продали, когда ему не исполнилось и пяти лет – или семи? – ну вот даже и не вспомнить, но язык её разговорный запомнился ему почему-то.

      Но сейчас он лежал, вспоминая всю свою прожитую до сих пор жизнь, и понимая, что не любил до сих пор никого, а всех слегка презирал, и ладно бы любил самого себя, хоть одного на свете, но и самого себя не признавал достойным… если не поклонения, то чтобы ему служили, чтобы подносили изо дня в день всё то, что ему придёт в голову, то одежду, то еду, то питьё, то кто-то пришьёт оторвавшуюся пуговицу, то кто-то перетирает серебряные подсвечники, и кто из них когда отказал ему, а все покорные, как коровы, и только разве что «му» не говорят, и вот он наткнулся на этот нож, жаркий и раскалённый, на это возмущение до ненависти, на это впервые произнесённое НЕТ – и это вызвало сначала приступ слабости, потом подскочила температура, но теперь он уже понимал, что вертится, как цыплёнок на том вертеле, острие которого в него вонзило вот это впервые им услышанное «нет».

      9 глава.

      Злодей ненавистный!

      Барчук

      Мне никогда не приходило в голову спросить себя – а кто же я такой? И шло так, как будто бы это само собой разумеется, что все мне кланяются и заглядывают в глаза, желая разглядеть и моё самое ничтожное желаньице, завалявшееся там, где-нибудь в углу, может быть, но вот и его вытаскивают и приложат все усилия для того, чтобы выполнить и это желаньице и принести мне на блюдечке с золотой каёмочкой. Но кто же я такой на самом деле? Выше одних, тех, кто разве что «му» не говорит, и на одном этаже или уровне с другими, которые так же богато, как я, разодеты – но и таких достаточно, а кто же такой я сам как отдельное существо? И вот я получил ответ на этот вопрос, что зрел в моей душе с полудетства – вот кто я такой – ЗЛОДЕЙ НЕНАВИСТНЫЙ!

      Наконец-то я сделал что-то, совершил какое-то действие – на лету – сорвал зардевшуюся передо мной в траве среди листков ягодку – ухватил за хвост божью благодать, что сверкнула в предгрозовой предпраздничный миг – схватил за чуб, как говорится, пробегающего мимо меня Кайроса – это не хроническое и не подлое время, это время совсем другое, а оно оказалось не праздником и не сверканьем лучей, а жалом, направленным мне – под дых. Вот кто я такой! Думал, что к Богу приближаюсь, что Божье сиянье из-под спуда вытаскиваю и всем покажу – вот – смотрите – Бог существует на самом деле! Во всём облике этой, пускай босоногой, – Он, невидимый обычно, но теперь зримый, заговорил во всю мощь – вот Он кто, смотрите! Я хочу назвать это мгновение чудом, но оно рассыпалось в пепел и стало как пепел, будто его кто-то долго и упорно сжигал, а ведь это произошло тоже мгновенно, это сожжение всех кораблей – даже ещё до начала грозы. Даже и непогода не успела ещё разразиться всеми своими летящими с неба скрученными, как в жгуты, плётками ливня, казнящими пространство, как мы