Вероника: проект «Горгона». Рина Гурова

девушке становится очень больно, и она чувствует, как на глаза наворачиваются горячие слезы. Однако почти в тот же момент память отчетливо повторяет слова Зигфрида Доха:

      «Кто бы и чем тебя ни обидел, не плачь, а то будут обижать снова и снова».

      Больше не будет никаких слез! Хватит! В наказание за слабость она крепко сжимает кулак, вонзая острые ногти себе в ладонь. Так и надо! Заслужила! Больше никакой слабости! После запрета на жалость и слабость установленного самой себе и в отношении себя самой, Вероника ощущает непривычный душевный подъем. В ней пробуждается и уверенно занимает главенствующую позицию некая другая личность. И вроде бы девушка остается самой собой, но, в то же время, ощущает силу, опыт и знания, которых раньше не было. Лишь на секунду перед ее внутренним взором возникает рисунок Зигфрида, но в тот же момент поднимается сильный ветер. Девушка продолжает сидеть в легкой прострации. Очередной порыв приносит прямо на ее колени черное перо с отливом, и в ту же секунду ветер полностью стихает. Вероника с удивлением рассматривает перо, поднимаясь. Произошедшее кажется ей забавным, и она начинает тихо, но как-то необычно смеяться. Странность смеха усиливается, когда он точь-в-точь повторяется кем-то, но доносится откуда-то сверху. Девушка поднимает голову и среди ветвей ближайшего дерева замечает крупного иссиня-черного ворона.

      – Кр-кру, кр-кро, – косясь на нее, негромко ворчит птица. Веронику все это не пугает, она радостно улыбается, а ворон, не спуская с нее глаз, продолжает: – Кр-кр, кр-кра, – и, неожиданно, отчетливо: – Врана! Врана! Кр-р. Врана!

      С каждым его криком «Врана!» девушка чувствует, что приходит в себя. Ее прострация, с чем бы она ни была связана, исчезает, а на ее место приходит бодрость и спокойствие. Она ощущает себя словно отдохнувшей после здорового, крепкого сна.

      Глава 2

      Домой Вероника возвращается в том же благоприятном расположении духа, с чувством, что может горы свернуть. В дверях она сталкивается с домработницей Луизой. Их отношения всегда были тяжелыми, но сейчас, при встрече с молодой Мейер, горничная в ужасе шарахнулась в сторону. Она не могла себе объяснить ни сразу, ни впоследствии, что в облике девушки ее так напугало. Разве что глаза… Конечно, глаза! Из серых или серо-зеленых они превратились в обжигающе черные. Поведение ее тоже стало другим: в движениях появилась небывалая ранее грация и уверенность, во всем ее облике теперь ощущалась торжественная строгость.

      Не обращая внимания на испуг горничной, Вероника заговаривает с ней. Голос девушки тоже немного изменился, как будто стал чуть ниже. Манера речи теперь кажется необычной: она говорит негромко, но отчетливо и словно немного нараспев.

      – Завтра с утра я уеду на молодежную конференцию в Копенгаген… – Не сводя черных глаз с Луизы, произносит она. – Отец уже в курсе, не говори ему. Он, кстати, не желает, чтобы кто-то еще об этом знал, поэтому не стоит сообщать об этом господину Шнайдеру.

      – Да… Да… – иступлено повторяет горничная, и Вероника поднимается в свою комнату.

      Какой