За пределы атмосферы. Антология

вздохнула:

      – Добился. Выбил. Буквально.

      – Как – выбил? – не поняла Марина. Делать было нечего, кроме как слушать сплетни, а в очередях можно было услышать много интересного.

      – Это ж Лёва из Могилёва.

      – Правда, из Могилёва? – И Марина засмеялась.

      – А фиг знает, – пожала плечами худышка, – зовут Лёва, Лев Исаич, приехал откуда-то оттуда, вот и говорят: Лёва из Могилёва. Пожарник он. Ему квартиру обещали-обещали, даже дали было… ну, ордер выписали, он его даже видал уже, а тут весь этот дефолт. Трах-тибидох – мэр ключей не отдает, придержал его квартиру для этого, Хасанки. Ну, который Хасанбаев, бистро с шавермой. Так пошли и набили морду. Мэру, его прислужничку из земотдела – Порадеев фамилия, все Пердяй говорят, – и Хасанке тоже…

      Вот это новость! Мэру набили морду. Пусть он просто председатель поссовета, мэр – это современная приблуда. Как говорил один на работе – приезжал с центральной площадки, из головного питерского НИИ – эти ребята, дай им волю, в каждой деревне бы провозгласили отдельную национальность, избрали президента, учредили бы при нем личную гражданскую гвардию и закрытый распределитель. Очень похоже на правду. Понапридумывали понтов – мэр, вот тоже. По сусалам, чтоб не понтовался попусту.

      – Все детей прячут, девчонок особенно, дак рассказывают, и парня они могут. Если беленький, румяный, смазливый – могут. Хасанка этот. Он из Самарканда. К нему приезжают эти, урюки, а он устраивает. Торговать где-нибудь или квартиры ремонтировать. У него целая малина. Круглые сутки дым коромыслом, и если мимо неудачно пройдешь, не угадать если момента – могут просто хвать, и все. И концов не найти. Если молодая и не кривобокая. Я, например, с собой баллончик ношу, прыснуть удачно да сразу драпануть – не погонятся. Вот после зимы-то находят, про которых с осени говорят, без вести пропавшие, по грибы пошли – ага? Не грибы никакие. Это Хасанка со своими. Поматросят, потом чпок – и в лес. Грибы! А зачем они ему, у него и покруче грибов всякого разного есть. И косячки, и колеса. Мы стараемся мимо не ходить, да как иначе, все Ужово – одна улица, которые есть переулки, дак одно ж название. Ну, там, где картонная фабрика, где сельхозхимия, там по названиям переулки есть, а так – все один большак. Да, и вот этому Хасанке блинов навешали, да говорят, так, что зубы посыпались. И вся харя всмятку. Больше десятка человек…

      – А если он обозлится да всю шоблу приведет? Всех, кого устраивал? Это ж сотни человек, вы сами говорите. То как? Все Ужово обрезы юденичевские выкопает да лимонки с войны, побоище будет? – спросила Марина. Ей становилось по-настоящему интересно.

      – Куда там! Он уже вечером исчез. С обслугой, со всей родней кишлачной. Со всеми-всеми-всеми. И шаверма закрыта. Даже опечатана. Потому что Пердяй этот самый все подписал, что не подписывал годами. Ему как приложили по мордасам – так он сразу и… Участок отдал, который Ровдугиным причитался, многодетным, ну, по закону-то, жилье построить. Его тоже для Хасанки придерживали. Еще там были участки…

      Приоткрылась дверь, и сквозь щель раздалось:

      – Есть на стрижку простую?