Акула пера в СССР. Евгений Капба

Провинция – это провинция, тут, как известно, ворон ворону руку моет тем самым миром, которым они мазаны… С другой стороны, мой шеф – член райкома партии, он фигура в городе и районе крупная, и с газетой нынче считаются. Может, и получится что… Я-то только за, мне нужно очки зарабатывать, фигурой становиться! Так что вариантов было немного:

      – Я в деле. Сколько у нас времени есть?

      – Дня три, потом тот майор в отпуск уедет, в Ялту, – Стельмах докурил сигарету и сунул в закрепленную на дверце консервную банку.

      За окно не бросил – бережет лес, однако!

      – Та-а-ак… А куда мы сейчас едем?

      – В Гагали, к Бышику и Пинчуку – это мои егеря-волчатники, заберем их с собой – и к оленям. Ты с ними в пути можешь побеседовать, интервью взять, или как это у вас называется? Эти двое у меня как правая и левая рука. Оба – фронтовики, боевые товарищи… Еще на Западенщине АКовцев и ОУНовцев гоняли, потом на пенсию вышли – и ко мне. Прекрасные стрелки, и мужики бывалые. В основном занимаются организацией охот и отстрелом хищников. Тут не статью – остросюжетный роман писать можно!

      Я, впечатленный, закивал – такое с руками оторвут! АК – Армия Крайова, националисты польские, которые с одинаковой лихой злобой воевали против нацистов и против советских партизан в годы немецкой оккупации. А ОУН-УПА – националисты украинские. И воевали с ними аж до 1956 года… Так что егеря эти – явно волкодавы те еще! И если Стельмах дает добро на публикацию материала про них – значит, знает, что делает. В конце концов, столько лет прошло…

      Но мне срочно нужно было как-то залегендировать наводку на базу браконьеров, чтобы закинуть ее БООРовцам, и потому я сказал:

      – На обратном пути заскочим в Крапивню, там есть у меня человек один, я его могу про браконьеров этих поспрошать…

      Крапивня была лесной деревенькой дворов на сто, и каждый первый мужик там держал дома ружье и промышлял охотой.

      – М-м-мда? Я вроде всех крапивников знаю, кто это там такой осведомленный?.. Ладно, ладно, журналистская тайна, да?

      – Да… – и я не то что бы совсем блефовал.

      Во время моей работы в «Маяке» в веке двадцать первом, еще до поездки в Москву, жил-был в Крапивне один вредный дядька, Василий Петрович Стрельченко. Особенно его волновали вопросы благоустройства и дорожного строительства, и ровно в 8:30 утра каждый понедельник у меня в кабинете разрывался телефон – он звонил и звонил, пока ему не отвечали, чтобы выдать пятиминутку ненависти. Злобно, кратко и четко он излагал свои претензии к коммунальщикам и дорожникам, называя имена, фамилии, адреса, пароли и явки. Так что проблем с критическими материалами, коих с нас требовали энное количество в неделю, у меня не возникало. Разве что приходилось порой и в другие забытые Богом и властями места прокатиться – не будешь же всё время писать про Крапивню?

      Сейчас Стрельченке должно было быть лет четырнадцать или около того. И казалось мне, что такие натуры не меняются с возрастом – въедливость и дотошность передаются,