Саван алой розы. Анастасия Логинова

хоть и вела себя с нею невестка неподобающе. Но все потом, сейчас главное – дети. Однако в дверях Саша все-таки задержалась, прикусила губу, уже заранее ненавидя себя за то, что придется это сказать, и что – она знала – придется выслушать в ответ: – Юлия… моя бабушка всегда говорила, что сухое тепло лучше горячей ванны… дозволь я лучше…

      – Много твоя бабушка понимала! – вскричала Юлия и того гневливей. – Свои дети когда появятся, тогда и будешь меня поучать!

      – Хорошо, Юлия, прости, пожалуйста…

      Больше Саша ничего не сказала невестке, скорее повела Люсю и Петю в детскую, стараясь отвлечься. Сказать хотелось много всего – Юлия не имеет права с ней так разговаривать. Никакого права не имеет. Это несправедливо. Это жестоко! Хотя… наверное, она и правда виновата, что позволила детям увлечься игрой и промочить ноги. Оттого Юлия и злится: она хорошая мать, беспокоится о свих детях, а потому в сердцах все это наговорила.

      – Она с тобой, как с прислугой обращается. Ты не должна ей этого спускать. Хоть раз за себя постой! – выговаривала Саше потом и Леночка, слышавшая, конечно, разговор от первого до последнего слова.

      Саша не знала, что хуже – что Юлия так с ней разговаривает, или, что весь дом слышит, что она с ней так разговаривает. Стыдно было невероятно…

      – Ты и сама не лучше, Леночка, – тихо упрекнула Саша. – С тобой она разговаривает еще хуже, а ты только улыбаешься и книксен делаешь.

      – Так я и не плачу после ночами, как ты, – помолчав, степенно ответила Елена. – И, потом, в этом доме я по рангу и впрямь недалеко ушла от горничной. Даром, что на двух языках говорю, не в пример Юлии Михайловны…

      – Тише! – взмолилась Саша, боясь, что их услышат.

      – …но, если не буду ей улыбаться, – продолжила Елена, чуть понизив голос, – мигом лишусь места. Этого я себе позволить не могу, потому и пресмыкаюсь. Но ты!

      Саша только отмахнулась, не желая это обсуждать. И, боясь еще и с лучшей подругой рассориться, скорее покинула помещение купальни, где они шептались.

      О том, чтобы противостоять Юлии, чтобы возразить ей, Саша и мысли не допускала. Это решительно невозможно! Да и не к чему. Потому как Юлия натура вспыльчивая, но отходчивая. К вечеру она об упреках и не вспомнит, и, быть может, даже позовет ее пить чай в своих комнатах, станет угощать и разговаривать ласково, будто ничего не случилось.

      Так уже бывало и не раз. Они с невесткой часто ссорились за это лето, если говорить прямо – куда чаще, чем раньше. Раньше всю субботу и воскресенье Саша проводила у матушки, в Новых деревнях, и с Юлией виделась куда реже. И храм по воскресеньям они с мамой посещали другой – все там было привычным и родным. И отвозил их в этот храм Ганс: Саша бы все на свете отдала, чтобы вернуть хотя бы одно еще такое воскресенье…

      Теперь же… грешно так даже думать, но Саша перестала любить воскресенья. Как их полюбить, если каждый раз по дороге из храма они с Юлией ссорятся так, что весь дом на ушах. И как разорвать этот порочный круг, Саша не знала.

      …А