Аут. Наталья Иртенина

есть знали они немного больше, но все же недостаточно, чтобы что-либо понимать.

      Постепенно вся поляна заполнялась прибывающими машинами и людьми. Без пяти два Камил направил «тарелку» в общую кучу. Предварительно он нацарапал на руке слова «приглашения». Повесил на физиономию маску тревожного удивления и выпрыгнул на одуванчиковое одеяло.

      Люди вокруг него бродили неприкаянно, чуждаясь друг дружки и беспокойно поглядывая на воду. О призраках Горькой Лужи было известно всем. Природный ландшафт – единственное, что не подвергалось трансформациям, и память о нем сохранялась.

      Камил насчитал девятнадцать человек. Тринадцать мужчин и шестеро женщин. Заговорщиками назвать их было трудно. Кучка потерянных людей, не более.

      Все изменилось буквально за минуту. Приземлилась еще одна тарелка, из нее скакнул в толпу прыткий человечек и, на ходу оголяясь, проложил себе дорогу к трибуне – трухлявому пеньку посреди поляны. На трибуну он взобрался в одних трусах. Левая рука и обе ноги спереди, живот и безволосая грудь были испещрены записями. Тыча в себя пальцем, он сообщил, что является председателем тайного ордена письменоносцев, а все присутствующие – членами названного ордена, принесшими клятву верности. Толпа, в мгновение ока обернувшаяся подпольной организацией, тихо и изумленно гудела. Люди окружили трибуну, силясь прочесть письмена на худом, бледном теле главного письменоносца.

      – А за каким хреном? – последовало закономерное вопрошание из народа.

      – Ответ на этот вопрос вы можете увидеть на моем теле. Здесь все записано. Это священное знание нашего ордена, и я являюсь его хранителем. Это трудная и почетная миссия – уберегать наше знание от погибели в пучине забвения, в которую мы все повергаемся раз за разом, когда уходит один реал и приходит другой. Вы все храните на своих телах частицы этого знания и можете убедиться в том, что оно спасает нас самих от забвения. Итак, мы снова вместе. Нам предстоит заново познакомиться друг с другом, вновь принести клятвы верности ордену, распределить обязанности, обозначить наши цели и стремления. Приступим, господа, не медля. Выходите вперед по одному, называйтесь и, подняв правую руку, клянитесь в верности.

      – Э, так не пойдет, – крикнули из толпы.

      – Что, что не пойдет? – забеспокоился председатель.

      – А мне, к примеру, не видно, что там у тебя на брюхе и под яйцами написано. – Дружный гогот перекрыл слабый возглас председателя. – Ты сначала зачти, а потом я посмотрю, клясться мне или нет. Правильно я говорю?

      Народ одобрил предложение.

      – Ну что ж, – смущенно сказал председатель, – требование справедливо, хотя, на мой взгляд, священные письмена должны быть оглашаемы лишь по принесении клятвы…

      – Давай, давай, не жмоться, оглашай, – перебили его.

      – Ну хорошо. Моей, Анхеля, хранителя священного знания, рукой здесь написано, что тайный орден письменоносцев существует и возобновляется в течение уже пяти реалов,