Фонтан бабочек. Ирина Сабенникова

конечно же, издевалась, точно над собачонками, а мы-то дураки…

      Сашка хлопнул приятеля по плечу, давая понять, что их ссора прекращена.

      – Да нет, не может быть, – пробормотал Генка, однако слова приятеля заставили его засомневаться.

      – Д-а-а, купились мы, – протянул он ещё через минуту, поняв, что Сашка, скорее всего, был прав. Признавать поражение было не в его характере, он просто кипел от обиды, не зная, на что её излить, и, заметив брошенные Тамарой апельсиновые корки, со злостью пнул их носком ботинка и вдруг принялся со злостью топтать их.

      – Маленькие мы! Маленькие!

      И зло глянув на Тамарин подъезд, как-то совсем по-детски выпалил:

      – Хоть бы долькой угостила, жадина!

      Русалочка

      Я вела машину уже давно и постепенно стала впадать в состояние некой отстранённости, хорошо, что уже выработался некий автоматизм в вождении.

      – Почитай мне, – совершенно неожиданно и совсем не к месту попросила Стеша, сидящая сзади и уже уставшая от путешествия.

      – Не могу, я веду машину, – ответила я из своего пограничья.

      – Тогда расскажи.

      Дети не любят выражение «не могу».

      – Что же ты хочешь услышать?

      Рассказывать мне совершенно не хотелось. Но ребёнок не отступает, и я слышу:

      – Вообще-то, хотелось бы о Русалочке послушать.

      – Хорошо, – соглашаюсь я и начинаю рассказывать, понимая всю безнадёжность ситуации: помню-то я только структуру сказки, а дети не признают схем.

      – Нет, ты расскажи, как она пела, когда на волнах качалась, – требует ребёнок.

      – Она пела сердцем, – зачем-то говорю я, хотя догадываюсь, что ребёнку этого не понять, слишком это по-взрослому. – Услышать другого можно, если он говорит сердцем.

      – Почему… – недоумевает Стеша. – Принц же ушками слушал?

      – Ушками слушают рассказ, как ты сейчас, а Русалочка пела о своей любви и хотела, чтобы Принц услышал именно это, – пытаюсь я опять объяснить сугубо взрослые вещи трёхлетнему ребёнку.

      – Значит, – делает Стеша вывод, – он тоже слушал сердцем, а не ушками.

      В логике у ребёнка недостатка нет, как и в понимании самого главного – любви. «Да, – думаю я, – у взрослых совсем всё не так легко. Многие ли способны петь сердцем?»

      Любопытно, видят ли дети наши мысли или, может быть, образы наших чувств? Иначе как объяснить, что одних людей они пугаются, а другим доверяют. Может быть, эмоции взрослых материализуются у них в каких-нибудь зверей? Кто-то прогуливается с ланью или фиолетовым жирафом, как я, например, теперь, а другой – с бультерьером на железной цепи или медведем. Представьте себе такое – и сами шарахнетесь в сторону, да и заревёте, пожалуй, когда станут вас упрашивать не бояться и подойти к этой милой женщине, оседлавшей уродливого бородавочника.

      – А Принц её услышал? – прерывает мои размышления детский голос. – Он знал, что надо слушать не ушками?

      – Да, – отвечаю я, рассеянно глядя на дорогу, – услышал, потому