Истории из банки. Антонина Андреевна Курнышова

но потому, что я тебя любила. Ты – не все, что у меня было, одно из стеклышек калейдоскопа, осколок моего большого разноцветного счастья.

      И меня тоже не надо. Не надо дико любить. Писать сложные стихи, умирать, если я закрою за собой дверь… Эта твоя боль – не наша л., любовь, я не могу сделать тебя счастливым.

      Май. Мы стоим на склоне грязной Оки, Катька сжимает мою руку. Я отпускаю воздушный шар – лети, я отпускаю тебя. На том берегу взрываются фейерверки – это не грохот снарядов, как и любовь – нет, не война.

      Ничего этакого

      И не делали ничего этакого. Сидели за столом, болтали ногами и ели подтаявшее мороженое, обнявшись. Чистили картошку на кухне, постоянно бежали, ехали куда-то в переполненном немытом автобусе. Я терялась в старой толстовке из секонда, волосы, беспокойные волосы, лезли в глаза и в рот. Ничего красивого, не кадр из фильма. Но сколько хорошего!

      Или делали все. Ужинали в дорогих ресторанах с видом на что-то очень блестящее, катались в модной тачке по вечерней Москве, а я путалась в дорогих каблуках и в словах. И было все этакое-растакое: такси из города в город, широкие жесты, умные разговоры под звон бутылочного стекла, дорогие костюмы и трое часов на одном запястье. Споры в барах – были. Походы в театры и Третьяковка. И все так звенело и кричало! Но как будто и не было ничего. Ничего этакого.

      Сейчас бы на кухню – чистить картошку и болтать ногами, говорить ерунду и расчесывать кудрявые волосы. И вдруг поймать себя на мысли: «Как же хорошо, как хорошо».

      «Нёс»

      Крошечный город, вкруг – горы. Вечер. Мы с Сашей пьем чай за большим столом. Она вспоминает занятие по актерскому, пересказывая ответы студентов на личное: «Я люблю тебя – это…»:

      – не уходи пока.

      – я в говно.

      – почти дискриминант, то есть ничего.

      – я не могу говорить, когда я хочу говорить.

      О чем думаешь ты, говоря эти заветные три слова? Расскажи мне о любви.

* * *

      Москва. Весенняя и неугомонная. Я выхожу во двор, в моей руке – крохотная Машина. Этой светловолосой девочке скоро будет три, она только учится понимать себя.

      – Маша, ты вылила горшок на пол, потому что хочешь, чтобы я с тобой поиграла? – спрашивает мама.

      – Да, – отвечает.

      – Ты плачешь из-за того, что папа уходит на работу?

      Маша кивает.

      Когда тебе нет трех, внутри так много чувств, а слов, чтобы их выразить, не хватает, ты убегаешь от взрослых, выкидываешь игрушки на пол, кусаешься или горько плачешь. Если спросить тебя: «Скажи, почему ты это сделала?», ты ответишь: «Я хотела, чтобы папа и мама были рядом». Скажи, милая, признание в любви и твое: «Я хочу, чтобы родной человек был со мной» – об одном?

      Ты подрастешь, обязательно вырастешь, и научишься говорить о чувствах. Не придется играть в шарады. Но куда бежать и где прятаться, если неумением говорить о любви болеют взрослые?

* * *

      В моей руке – маленькая Машина, мы идем на детскую площадку, отправляемся на Северный полюс. Девочка бегает и прыгает, а я вдруг