Люди как боги. Книга 3. Кольцо обратного времени. Сергей Снегов

это было легко: там невысокая гравитация. Но и здесь удалось привить металлу жизнь. На Третьей посадили растения, выведенные для мест с повышенным тяготением.

      – Созданием которых вы занимались в институте астроботаники?

      – Которыми занималась я одна, Эли! Это мой памятник нашему сыну. Теперь возвратимся на Станцию.

      Два других события, которые я упомяну, непосредственно связаны с экспедицией. Среди встречавших не было Бродяги. Лусин, чуть ступив на грунт, побежал к дракону. В какой-то степени Лусин – создатель этого диковинного существа и гордится им больше, чем другими своими творениями. Бродяга хворал. Лусин с горечью сообщил, что дракон излишне человечен, хотя и помещен в нечеловеческую оболочку: не только бессмертия, но и солидного долголетия ему, как и людям, привить не удается.

      – Хочет видеть. Очень. Тебя, – высказался в своей обычной – клочьями предложений – манере Лусин, и на следующее утро мы направились к дракону.

      Внешне Бродяга почти не изменился. Летающие драконы не худеют, не толстеют, не выцветают, не седеют и не рыхлеют. Бродяга был таким же, каким я видел его при расставании: оранжево-сизый, с мощными лапами, с огромными крыльями. Но он уже не летал. Завидев нас, он выполз из своей норы и заскользил навстречу. Волноподобные складки с прежней быстротой перемещались по спине и бокам, массивное туловище извивалось с прежним изяществом, длинный, бронированный прочной чешуей хвост приветственно взметнулся, крылья с грохотом рассекали воздух. Но все эти – такие знакомые – движения уже не могли поднять Бродягу над грунтом. И огня от него исходило поменьше: багровое пламя было пониже, а синий дым – пожиже. Я не иронизирую, я говорю это с грустью.

      – Привет пришедшему! – услышал я так давно не слышанный хрипловатый, шепелявый голос. – Рад видеть тебя, адмирал! Садись мне на спину, Эли.

      Я присел на лапу и ударил ногой по бронированному боку.

      – Ты еще крепок, Бродяга! Хотя, наверно, молодых драконов не обгонишь.

      – Отлетался, отбегался, отволочился – все определения моего бытия начинаются на «от», – безжалостно установил он и вывернул ко мне чудовищную шею, выпуклые зеленовато-желтые глаза глядели умно и печально. – Не жалуюсь, Эли. Я пожил всласть. Все радости, какие могло доставить существование в живом теле, я испробовал. Будь уверен, я не потеряю спокойствия, когда буду умирать.

      Продолжать разговор в таком унылом ключе я не хотел. Я весело запрыгал на твердой лапе дракона.

      – На Земле разработаны новые методы стимулирования организма. Мы испробуем их на тебе, и ты еще покатаешь меня над планетой.

      Он иронически усмехнулся. Он все-таки единственный из драконов, кто умеет придавать осмысленность гримасам, – остальные просто разевают пасти, выпыхивая дым, и не поймешь, то ли они зевают, то ли собираются тебя проглотить. Я чувствовал себя виноватым перед Бродягой. В прежнем своем воплощении, в образе правящего мозга-мечтателя, он мог бы десятикратно пережить нас всех. Я наделил его телом, но радости телесного бытия кратковременны. Хоть и поздно,