Стихотворения и переводы. Григорий Дашевский

чужим и белым слоем

      и свобода восковая

      засияла тишиною.

      Апрель 1984

      Одиссей и Гермес

      Посланец неба кроется то в прежних

      краях боярышника, опускаясь

      развилками вины и темноезжим

      путем ствола в укромный, ранний ярус,

      то за воздушным слоем отдаленья,

      стесненного грядущею грозою.

      И облик летуна в тоскливом зреньи

      на птичий и божественный раздвоен,

      а он не различает: то ли болью,

      то ли простором и листвой измятой

      искажено лицо того, кто молит:

      не раздвигай ветвей, времен зубчатых,

      не покидай неровной душной дали,

      дай силы в шаткий облик твердо верить,

      пока видны отчетливо не стали

      твой острый клюв и твои плечи в перьях.

      Июнь 1984

      Итака

      Все ближе ночь. Закат на зданьях чертит

      грядущие развалины. Проемы

      и окна углубляет. Как водой,

      тенями точит камни. Близость смерти

      ста облаков блистательному сонму

      пророчит. Точно пыли тонкий слой —

      на крышах светлые следы провидца,

      прочь от чужого будущего к дому

      идущего, глотая голос свой,

      в лучах которого кровь жирная струится

      по латам золотым. Наружу голубые,

      сырые внутренности. С плеч

      скатились головы большие.

      В глубоких ртах умолкла речь.

      Зимою замерзают лужи

      от зерен ледяных, по образцу

      которых на асфальте коченеют.

      Так и душе и плоти нужен

      проникший плоть и платье и к лицу

      приникший свет, которому роднее,

      чем им самим, их будущее. Знаки

      небывшей жизни выступят наружу,

      как ложь сквозь строчки ветхого листа,

      в потерю превратится пустота,

      чужой песок – в Итаку.

      То время, когда́ не́куда идти,

      и есть Итака. Если это вечер,

      то, значит, вечер есть конец пути.

      И рубище, скрывающее плечи

      пришедшего, правдивей, чем

      о будущем и прошлом речи,

      не сказанные им. Никем

      не сказанные. Дождь для похорон

      на улицах готовит ниши,

      уже заросшие травой.

      И в длинных лужах видит он:

      случайной жертвой неба нищий

      висит вниз головой.

      Он ростом с облако, размером

      с потерянную веру

      в то, что придет домой.

      Мох, клевер, подорожник

      сквозь кости проросли убитых,

      и отраженье вложено, как в ножны,

      в асфальт и ржавчиной покрыто.

      В оконной раме тает белый лед

      грядущего. Пустеет тротуар.

      И скоро бледнолицый пар

      из синего стекла взойдет,

      из комнатной волны летейских вод.

      Взгляд возвращается к привычным

      границам. В ржавых прутьях паутина.

      Балконные перила в голубином

      помете. Дикий виноград

      свисает со стены кирпичной,

      обвив