Рассказы о любви и смерти. Руслан Дзкуя

от церкви с кладбищем. Оказалось, ничего прежнего здесь больше нет, ни следа, ни памяти. Всё пространство за дорогой, всё огромное поле, вплоть до лесочка, бестолково было застроено кирпичными домами, красивыми и не очень, скромными, помпезными, вычурными, изящными… Я ещё подумал: а ведь, поди, не знают люди, что на могилах строились…

      На новом месте человек поначалу растерян. Только что был устоявшийся быт, образ жизни привычный, а теперь ничего этого нет, и всё, до каждой мелочи, надо устраивать заново. Но мы потихоньку обживались, знакомились. У нас внизу, на первом этаже, жили дед с бабкой, чудные. Оба они попивали, особенно бабка, да она ещё и шумная была. Но люди они были беззлобные.

      Дед с электричеством управлялся, картину мог повесить, так что я часто звал его на помощь. А он шёл охотно, и я сразу понял, что не ради денег. Он вообще тут всем помогал, кто просил. Нравилось деду: прийти, сделать чего-нибудь, а потом посидеть с хозяином, покурить на кухне. Человек он был молчаливый, не собеседник, но мне и это пришлось по душе: скверно мне было в ту пору, очень скверно. И почему – не знаю. Я бы не смог назвать какую-то одну, понятную мне самому причину. Не станешь ведь жаловаться на одиночество, в сорок-то лет. Одиночество – это птица, которая не улетает в теплые края. Она всегда с тобой, с этим уж смириться надо.

      От бабки тоже была польза: она мне ближайший магазин показала. Оказывается, всего-то и надо – выйти из подъезда, пройти по улице метров сто и свернуть налево, прямо во двор. Там, посередине, стояло какое-то странное одноэтажное здание, без окон, так что по внешнему его виду никак нельзя было определить, что это такое – ни вывески, ни таблички. А это был магазин, хотя и самый заурядный: хлеб, сахар, консервы, водка. Вина приличного тут не держали, и сыр рокфор не водился. Одно достоинство, что рядом с домом: путь туда и обратно занимал у меня десять минут – я замечал. Я сначала подумал, что не стану сюда ходить, но оказалось, уж больно удобно: идёшь откуда-нибудь домой да по пути и заглядываешь.

      Я бывал тут каждый день, привык ко всем, да и меня запомнили, и вот однажды, наверное, с месяц прошло, как мы переехали, увидел я в нашем магазине новую продавщицу. Лет тридцати, маленького роста, хрупкая, она была не похожа ни на кого и очень заметна. Лицо необычное: вроде бы русская, но глаза большие, чёрные, и губы припухлые. Да, ещё причёска у неё была какая-то чудная, такую уж никто не носит: чёлка, ровно остриженная, закрывала половину лба, а сзади волосы, тоже ровные, каким-то полукругом спускались к плечам.

      Как все мужчины, я привык смотреть на женщин с практической точки зрения. Хороша ли, одинока, умна, хочет ли произвести впечатление… Такое, знаете ли, ни к чему не обязывающее занятие, приятное мужскому самолюбию. Но тут другое дело: её не разглядывать, за ней наблюдать было надо. Она того стоила.

      Обстоятельства мне способствовали. Обычно в магазине было немного народа, но в тот раз откуда-то набралась очередь, так что у меня оказалось достаточно времени, и я всё смотрел, как она движется, как отвечает, как чёлку поправляет.

      Очевидно было, что она человек закрытый, замкнутый