Рассказы о любви и смерти. Руслан Дзкуя

потому что ехать мне надо было на другой конец Москвы, куда-то на «Полежаевскую», а там ещё маршруткой да потом пешком. Улица, где стояла больница, оказалась очень длинной, параллельно тянулась какая-то железнодорожная ветка, и я всё шёл и шёл, прижимая к груди пакет с оборвавшимися ручками, и думал, что, наверное, это ужасно тоскливо – слушать бесконечный перестук электричек, особенно ночью, когда не спится.

      Был ноябрь, довольно холодный, со снегом, и я быстро замёрз. Минут через пятнадцать я наконец добрался до массивного здания больницы, всем своим видом говорившего о незыблемости понятия «болезнь». В окнах на всех девяти этажах горел свет, значит, всюду лежали люди, и мне почему-то пришло в голову, что человек, попавший в это огромное здание, обязательно будет чувствовать абсолютное одиночество среди сотен больных, таких же, как и он, беспомощных перед лицом болезни и врачей.

      В окошке, где можно было получить справку, оказалась, против ожидания, очень приятная тётка. Она не рассердилась, когда услышала, что я знаю только фамилию да имя больного, посмотрела по журналу и велела мне идти на второй этаж, в отделение хирургии, в двенадцатую палату. Я поднялся по лестнице и пошёл по длинному больничному коридору, вглядываясь в номера палат, чтобы не пройти нужную. Вот сестринский пост… Вот на подносе лежат уже разложенные таблетки, значит, их скоро понесут… Из холла слышится телевизор… А это столовая, оттуда вышел дед с кружкой чая и какая-то женщина. В общем, всё обычно, и, кстати, довольно чистенько кругом, стало быть, завотделением держит всех в руках, это хорошо.

      Я увидел номера 18, 17, 16, понял, что уже почти пришёл, и стал готовить бодрое лицо ко встрече. Конечно, я не собирался уходить через пять минут, в конце концов, это глупо – столько ехать и сразу же отправиться обратно, но и долго сидеть мне не хотелось. Я толкнул дверь, вошёл, улыбаясь, начал вглядываться, на какой же из трёх кроватей лежит наш бухгалтер, тут же заметил его слева у окна и замер.

      Передо мной был умирающий человек.

      Я не знаю, как это объяснить. Вроде бы ничего в его облике об этом не говорило. Обычный больной, в домашней одежде, с подушками под спиной, чтобы удобнее было читать. Но сразу же, с первого взгляда, было понятно, что он умирает.

      Если бы меня кто-то предупредил, я бы как-то настроил себя. В конце концов, я не юноша, я уж много чего повидал. И близких я терял, и больных безнадежных видел, так что смутить меня сложно. Но тут меня застали врасплох, и я не сумел скрыть своей растерянности. Мы посмотрели друг на друга, и я понял, что он всё прочитал у меня на лице. «Вот так вот, – сказал он и печально развел руками. – Сам не ожидал»… Я настолько опешил, что не сообразил даже поздороваться, так и стоял возле двери, прижимая к себе дурацкий пакет с фруктами. «А что с вами? – наконец произнёс я. И уж совсем нелепо добавил: «Мне ничего не сказали»… Он махнул рукой и позвал: «Ну, вы идите сюда, что вы там… Садитесь, тут у меня стул есть…» Я наконец очнулся, шагнул к нему, начал выкладывать фрукты на тумбочку, потом вдруг обнял его, пожал ему руку и уселся рядом, на хлипкий стул.

      Пока