Награды они не просили. Евгений Шацило

по поводу и без повода, а главное – линию занимать. Вопросы есть?

      – А Сорокин поверит, что мне лично Яковлев-то звонил? – ехидно поинтересовался Козовник.

      – А ты сделай так, чтоб поверил! – ответил Телегин и отключился.

      Командир батареи в растерянности медленно опустил трубку на рычаг. У него отлегло от души: всполошившие его орудийные выстрелы оказались всего лишь сигналом Большого сбора.

      Иван повернулся к политруку.

      – Слушай сюда, Сафронкин, – командир говорил тоном, не терпящим возражений. – Ты сейчас пройдешься по каждому орудию, пообщаешься с людьми и успокоишь их.

      – И что я им там скажу? – Сафронкин был явно озадачен. – Я же не владею никакой информацией.

      – Твою бабушку! – Козовник вскипел. – Как на партсобрании по два часа языком молоть, так тут ты горазд, а как людям пойти сказать два слова, так «не могу, не знаю», – и уже более спокойным тоном добавил: – Алексей Егорович, я не знаю, что ты там скажешь, но бойцов ты должен успокоить. Считай, это приказ. Придумай что-нибудь.

      – Шутник ты, командир, что я должен придумать? На собраниях я рассказываю про товарища Сталина, про нашу родную партию, про ее заботу.

      – Товарищ Сафронкин! – Тон командира батареи стал приказным. – Вот сейчас вы пойдете туда, – Иван указал пальцем в сторону орудий, – и будете рассказывать батарейцам про товарища Сталина, про нашу любимую партию и про их мудрое руководство. Или вы отказываетесь выполнять приказ рассказать бойцам про мудрое руководство товарища Сталина?

      Политрук пробурчал себе под нос что-то невнятное, но шибко ругательное и вышел с командного пункта. Вслед за ним вышел и Козовник. На улице было еще сыро, но дождь уже прекратился. Кое-где в разрывах туч можно было увидеть звезды. Иван все еще никак не мог привыкнуть к резким переменам крымской погоды, которую сами крымчане сравнивали с женщиной: не знаешь, что выкинет в следующий момент.

      Иван разыскал дежурного по батарее, который контролировал разгрузку снарядов:

      – Володя, ты руководи тут, а я буду на наблюдательном пункте.

      Наблюдательным пунктом на батарее служил небольшой окопчик, оборудованный не хуже командного пункта. Этот окопчик имел крышу, в нем был запас еды, воды, стол, скамейка, в углу была постелена солома и даже имелось отхожее место. То есть человек мог сутками не покидать этот наблюдательный пункт, здесь же есть, пить и спать. А назывался такой человек «наблюдатель за воздушным пространством». Но этого названия на батарее никто не помнил, этого человека называли просто «слухач», в шутку «послушник». Рядом с наблюдательным пунктом стояли большие трубы, очень похожие на раструб патефона, и от этих раструбов в окопчик шли узкие шланги, на концах которых находились маленькие пластмассовые соски. Вставив эти соски себе в уши, «слухач» мог прослушивать воздух почти на десять километров. Если он слышал звук самолета, то подавал сигнал, для чего здесь же был установлен корабельный колокол – рында. Если «слухач» слышал звук самолета,