Свидетель Мертвых. Кэтрин Эддисон

тщательно осмотреть ее комнату.

      – Отлично, – сказал он. – Я могу пойти с вами. Возможно, я знал ее лучше остальных. – Пел-Тенхиор поморщился. – Какая кошмарная эпитафия. Она ненавидела меня не меньше, чем я – ее.

      – У нее были подруги? Или только покровители и… хм… коллеги?

      – Она водила дружбу с двумя девушками из канцелярии. Я не знаю их имен, но могу выяснить.

      Я осторожно произнес:

      – Я должен буду поговорить со всеми вашими служащими.

      – Со всеми?

      – Единственный способ найти свидетеля, обладающего нужной мне информацией, – это расспросить всех, кого только возможно.

      – Вашей службе не позавидуешь, – заметил Пел-Тенхиор. – Что ж, если вы не возражаете против того, чтобы заниматься этим постепенно, можете поговорить с артистами во время репетиций, когда они не на сцене. Здесь вы их точно найдете. Каждый рано или поздно появится в театре.

      – Хорошо, – кивнул я. – Когда вы сможете сходить со мной в пансион?

      – Утром, в любой день, когда вам удобно.

      – Утром?

      – Во второй половине дня у нас репетиции, – пояснил он. – Я должен быть в Опере. А в чем дело?

      – По утрам я жду просителей в своей конторе в Доме князя Джайкавы.

      – Наверное, это ужасно тоскливо.

      «Иногда», – едва не вырвалось у меня, но я вовремя сдержался.

      – В таком случае я приду к вам с петицией, – решил Пел-Тенхиор. – Странно выступать в роли ее родственника, но вся ее семья погибла во время эпидемии и’ардиты пять лет назад.

      – Вы достойны уважения.

      – Вы так считаете? Потому что я хочу помочь в поимке преступника?

      – Потому что вы намерены что-то предпринять. Как я уже сказал, в большинстве случаев близкие убитого хотят, чтобы проблема уладилась сама собой. Быть Свидетелем от имени жертвы убийства – неблагодарное занятие. Оно бывает трудным и болезненным.

      Он с интересом вглядывался в меня, навострив уши.

      – И все-таки вы продолжаете быть Свидетелем Мертвых.

      – Это мое призвание, – объяснил я. – Я пытался оставить службу, но мне стало еще хуже. Я влачил жалкое существование. Я не смог… – Я осекся, не в силах найти нужных слов.

      – Когда мне было пятнадцать, – немного смущенно заговорил Пел-Тенхиор, – и у меня начал ломаться голос, я лишился необыкновенного сопрано, и у меня остался ничем не примечательный баритон. Я хотел навсегда покинуть оперу – в основном по причине уязвленной гордыни, – но не сумел. Мне оставалось лишь попытаться найти другой путь в сад императрицы Кориверо, прошу прощения за вычурную метафору. Так что могу сказать, что я в какой-то степени вас понимаю.

      – Музыка – это тоже призвание, – сказал я.

      – Однако оно не идет ни в какое сравнение с призванием служить богу.

      – Я бы так не сказал, хотя многие прелаты не согласятся со мной. Однако, развивая вашу метафору, замечу, что Улис является божеством грез.

      Его уши опустились, выдавая удивление и тревогу.

      – Мне не