Лиса в аптечной лавке. Наталья Шнейдер

мотнула головой, отступила к стене и ойкнула, когда деревянная панель под моей лопаткой сдвинулась, точно живая. Обернулась – в стене появилось отверстие, совсем небольшое, с открытку. Внутри лежала старая фотография.

      Нет, не совсем фотография: стеклянная пластинка с негативом. Я взяла ее в руки, качнула – и под другим углом негатив превратился в фотографию.

      – Папа… – вырвалось у меня.

      Мужчина на дагерротипе – кажется так назывались первые фотографии на стеклянной пластинке – был чуть старше меня-настоящей и одет по местной моде, но я его узнала.

      – Здравствуй, лисенок, – сказал портрет, и я едва не выронила пластинку.

      Глава 8

      – Надеюсь… – Он замолчал, словно осекшись. – Все, что мне сейчас остается – это надежда. Что… один человек успел предупредить твою маму. Что она смогла уберечь тебя. Что это мое последнее послание тебе передадут. Прости, лисенок, я не смогу быть с тобой, пока ты растешь, как хотел бы. Скоро у тебя родится братик, поцелуй его за меня, ладно? И позаботься, ты же старшая. Мальчишки такие бестолковые…

      Братик?

      Я обернулась на Ксандера – единственного человека, который сейчас мог бы мне что-то объяснить, и испугалась, не его – за него. Белый как мел, и взгляд такой, словно ожившего покойника увидел. Впрочем, он ведь и в самом деле увидел покойника. Портрет между тем продолжал говорить, и я снова посмотрела на него, ловя каждое слово, словно этот человек в самом деле был мне дорог.

      – Жаль, я не увижу, какой ты выросла, – но ты добрая и умная девочка, так что я верю, что у тебя все будет хорошо.

      Он улыбнулся, и у меня сжалось сердце от этой улыбки. Да, это не мой отец, и письмо было адресовано не мне. Но то, как он прощался с дочерью… это обреченное спокойствие, когда исход заранее известен и ничего уже не изменить, остается только смириться…

      Что же там случилось?

      – А еще я верю, что человек, из-за которого ты останешься сиротой, получит по заслугам. – Выражение и тон его изменились. Никогда я не видела своего отца таким… На месте «того человека» я бы бежала без оглядки. – Мое последнее проклятие – ему, и пусть он переживет то же самое, что по его милости достанется мне.

      Он снова улыбнулся, уже торжествующе.

      – Быть по сему. Прощай, лисенок. Я люблю тебя.

      Он в последний раз улыбнулся, и из волшебного послания исчезла жизнь, превратив его в фотографию на стекле. Фотографию совсем молодого еще мужчины, который знал о своей судьбе и торопился проститься с дочерью. Интересно, жене он успел отправить подобное послание и сохранилось ли оно?

      Я погладила стеклянную пластинку. Свет, упав под другим углом, превратил фотографию в негатив, но стоило чуть повернуть голову, и изображение вернулось. Я осторожно опустила ее на стол – не разбить бы. Выпрямилась, поворачиваясь к мужу.

      Ксандер дернул щекой, развернулся и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Захрустело стекло под ногами. Хлопнула дверь. Потом еще одна.

      Я осталась стоять, озадаченно глядя ему вслед. Что на него нашло?

      Он