Мы над собой не властны. Мэтью Томас

и хорошо.

      – Папа! Не стой как столб!

      Машина выбросила последний мяч. Папа ударил коротко и резко. Мяч устремился в обратную сторону с силой пушечного ядра, а бита вернулась к папе на плечо отточенным движением, как по учебнику.

      – Ух ты!

      – Неплохо, – согласился папа. – Я, пожалуй, закончу, пока веду в счете.

      Коннелл забрал у него снаряжение. Папа казался усталым, словно полчаса битой махал. Коннелл скормил автомату еще монетку и встал на место отца. Должно быть, отцовский удар придал ему уверенности: на этот раз он отбил все мячи, кроме одного, затем расстался еще с одной монетой и перешел в атаку, сокрушая мяч на подлете.

      – Молодец! – сказал папа.

      Коннелл отбивал, пока совсем не выдохся, а потом они поехали в любимую закусочную, где всегда подкреплялись после тренировки. Папа взял Коннеллу чизбургер, а себе – сэндвич с тунцом и шоколадный коктейль на двоих. Коннелл мигом прикончил свою половину, и папа отдал ему свою.

      – Да ладно, пап.

      – Ничего, пей, – сказал папа.

      Он и не ел почти, больше смотрел на Коннелла.

      – Что? – спросил Коннелл.

      – Я раньше любил смотреть, как ты ешь. Да и сейчас люблю.

      – А что такого-то?

      – Когда ты был совсем маленький, годика два, ты запихивал еду себе в рот и еще ладошкой уминал. Вот так! – Папа продемонстрировал, прижав ко рту ладонь. – И говорил: «Еще тефтельку!» А мордашка вся в соусе… «Еще тефтельку!» Выражение такое решительное, словно в мире ничего важнее нет. Быстро-быстро жевал и всегда просил добавки. Говорил: «Уже всё!» Мне страшно нравилось наблюдать, как ты ешь. Наверное, это родительский инстинкт. Ест – значит, будет жить. Ну и просто приятно смотреть, с каким удовольствием ты наворачивал. Гренку с сыром тебе нарезали малюсенькими квадратиками. Ты их заглатывал один за другим, и ничего больше в ту минуту для тебя не существовало.

      Коннелл занервничал под взглядом отца. К своему сэндвичу тот до сих пор не притронулся.

      – Ты так и будешь на меня глядеть?

      – Нет-нет, я ем.

      Папа откусил кусочек сэндвича. Коннелл попросил еще воды и кетчупа.

      – Жаль, я не умею тебе объяснить… – сказал вдруг папа.

      – Что?

      – Как это – когда у тебя есть сын.

      – Картошку фри будешь?

      – Нет, бери себе. Всю бери, не стесняйся. – Папа придвинул к нему тарелку. – Наешься как следует.

17

      На пятидесятилетие Эда они договорились уютно поужинать вдвоем, но Эйлин решила вместо этого устроить сюрприз – пышный праздник с толпой гостей. Уж по крайней мере, Эду придется тогда встать с дивана! Хотя на самом деле Эйлин хотела большего: встряхнуть мужа, пробудить в нем прежний азарт к жизни. Слишком много времени он стал проводить в одиночестве – пускай хоть против воли пообщается с людьми.

      Составляя список приглашенных, Эйлин впервые заметила, что среди них в основном ее знакомые. Друзья Эда как-то отпали. И с мужьями подруг та же история – задачу поддерживать общение с внешним миром они перекладывают на жен. Так нельзя! Она не допустит, чтобы Эд совсем замкнулся в домашнем кругу.