Сигареты. Хэрри Мэтью

женскую роль. Когда он брал у Полин деньги, кожу ему электрически покалывало, будто он плел заговор.

      – Ты права, – ответил он. – У тебя нет резервов, а такими темпами и никогда не будет. У меня есть мысль.

      – О, скорей же.

      – Есть такая штука, называется мартингал. Когда проигрываешь – удваиваешь свою ставку и продолжаешь ее удваивать, пока не выиграешь. Затем возмещаешь все свои потери и к тому же оплачиваешься по большей ставке.

      – Ладно. Значит, ставлю пять долларов и проигрываю, а в следующий раз ставлю снова эту пятерку плюс еще пять и получается десять… – она вытащила блокнот и карандаш, – …и проигрываю, и ставлю пять плюс пятнадцать равно двадцати – ну да, с каждым разом удваивается, – а двадцать по трем к одному это шестьдесят, а не пятнадцать, – значит, я в выигрыше на сорок пять долларов, а не на… пять? Почему ты таил от меня эту мудрость? – Не успел он ответить: – Постой! А если я проиграю? Потеряю, м-м, тридцать пять, а не пятнадцать – это не может ли сделаться как-то дороговато?

      – Поставишь тридцать пять со своей следующей пятеркой и все вернешь – рано или поздно тебе суждено выиграть. Сама же говорила, у тебя никогда не бывало трех-четырех проигрышей подряд.

      – Я тебе показывала свои таблицы. У меня бывали полосы невезения, но немного и редкие.

      Оливер соображал, что к чему. Какой бы ни была игра, полосы невезения случаются так же верно, как приход ночи; и рано или поздно любой азартный игрок открывает для себя мартингал. Оливер наблюдал, как она прельщает себя таким посулом.

      Сам же он прельщался ее всевозрастающей зависимостью. Он думал повторить драму несделанной ставки, чтобы восполнить ее смятение, но вместо этого попросту разок-другой предупредил ее, что его букмекер уехал из города.

      – Власти предержащие, кажется, вечно предержают где-то еще, – воскликнула она. От нетерпения своего она была живейшим обществом. Ей почти что удалось расстегнуть его целенаправленную благопристойность.

      Через неделю события сами по себе привели к кризису: у Полин случилось несколько прямых проигрышей. Последний стоил ей трехсот двадцати долларов. Ее ужасала необходимость выставлять такую сумму вдвойне, ужасало и не делать ставку. Оливер предложил ее профинансировать. Она отказалась как могла яростно – недостаточно яростно, понимала она, хоть и не неискренне. Оливер заметил:

      – Ты говоришь так, словно мне услугу оказываешь.

      Полин же это подсказало выход:

      – Давай договоримся. Если я не смогу их тебе вернуть – завещаю тебе свою девственность. И тебе придется ее принять.

      – Полин, ты дитятко несмышленое.

      – Пошло оно все к черту. Попрошу у Мод.

      Перспектива того, что она будет должна ему себя, возбудила Оливера.

      – Согласен. Но настаиваю на том, что место и время выберу сам.

      – Возможно. Получишь недельную отсрочку. «До сладкой песни: „Мы поспели!“…»[21] Конь – Презренье. И он выиграет. Тогда я арендую себе настоящего мужчину, вахлак ты эдакий.

      Эта

21

Строка из стихотворения английского поэта Томаса Кэмпиона (1567–1620) Cherry-ripe (1617), перев. Д. Смирнова-Садовского.