Рагана. Анита Феверс

кровь.

      Ткань была разорвана и на боку, но там была всего лишь царапина, а вот шеей следовало заняться немедленно, иначе он не дотянет не то что до утра, даже до момента, пока я выйду за калитку.

      Я с тоской огляделась, ища хоть что-то, что поможет мне подойти к упрямцу хотя бы еще на пару шагов. Этого хватит.

      Взгляд зацепился за маленькую куколку-мотанку, притулившуюся на столе. Похоже, малыш позабыл ее, увлекшись играми, а дед не стал напоминать.

      Тогда я поняла.

      И сказала:

      – Но вы же хотите жить. Хотите увидеть, как ваш сын женится на хорошей девушке. Катать внуков на шее. Справить добрую печь в доме своей новой большой семьи. Хотите, чтобы вокруг вас снова звенел смех и шумели голоса. Ведь так?

      Я спиной чувствовала внимательный взгляд Совия и полный надежды – Богуяра. Очень хотелось закатить глаза и выставить парней вперед – чтобы сами уговаривали непробиваемого печника.

      – Куда спешить? На богов вы будете любоваться всю вечность. А дни с родными – это роскошь, которую нужно ценить до самой последней минуты. Стоит ли добровольно отказываться от этого дара?

      Говоря это, я медленно продвигалась вперед. Нож дрожал все сильнее, печник морщился и стискивал рану. Я кусала губы, напряженно смотря, как расползается заражение. Василий все еще не попытался напасть, и в душе проклюнулся крошечный росток надежды. Он слушал меня. Нехотя, через силу, но слушал.

      Еще шаг.

      – Что ты можешь знать о семье, ведьма? – четко выговорил Василий.

      Нож зазвенел, выскользнув из ослабевших пальцев. Печник свесил голову и пошатнулся, едва не упав со стула. Я бросилась вперед, успев подхватить тяжелое тело, и рявкнула на опешивших парней:

      – Ну, чего уставились? Быстро, на стол его!

      Богуяр одним движением смахнул всю нехитрую утварь на пол. Совий, оказавшийся рядом и поддержавший сомлевшего Василия еще прежде, чем я успела договорить, открыл было рот, но я только мотнула головой: все вопросы потом.

      Втроем мы перетащили жилистого печника на стол. Я развернула тряпицу с инструментами и привычно скомандовала:

      – Горячую воду, две плошки и чистые лоскуты!

      Наклонилась над Василием, сорвала пропитавшуюся кровью повязку и положила руки прямо на рану. Ну, начнем.

* * *

      Я вышла в сырой ночной воздух и вдохнула его полной грудью. Несмотря на то что днем опять почти беспрестанно лил дождь, сейчас небо было чистым и глубоким. Казалось, если долго в него смотреть, то я стану такой же крохотной и нестерпимо яркой искоркой, как те, что усыпали его мелкой искристой пылью. Взлечу и запутаюсь в мягком бархате ночи. А кто-то будет смотреть на меня с земли и мечтать. Или даже сочинять сказки…

      Теплые руки набросили на плечи мою новую куртку. Рядом со стуком встала кружка с горячим чаем, и я обрадовалась ей не меньше, чем первому завтраку в доме Бура. Горячее тепло потекло по горлу и согрело изнутри. Хотя, пожалуй, оно было слишком горячим. Я поперхнулась и удивленно воззрилась на опустившегося рядом