Солнце и Замок. Джин Вулф

судьба, и ей врезал бы от всей души.

      Однако никакого толку из этого не вышло. От моего удара вожак пострадал не больше, чем сам я – во время великого множества жарких мальчишечьих драк. Мотнув головой, великан заломил мне руки за спину, а один из его сообщников скрутил их в запястьях проволокой и подтолкнул меня в спину. Подгоняемый им, я захромал вперед, и, наконец, меня втолкнули в тесную, узкую комнатку, и у дальней ее стены стоял сам Автарх, Севериан, прозванный придворными Великим, облаченный в роскошные желтые ризы и пелерину, усыпанную самоцветами, с жезлом, символом власти, в руке.

      XIII. Сражения

      Конечно, то было всего лишь изображение, однако настолько похожее, что я, пусть на миг, но поверил, будто передо мною я сам. Под моим изумленным взглядом «Автарх Севериан» развернулся, преувеличенно царственным жестом указал на свободный угол комнаты и сделал два шага, а на третьем шаге исчез, но в тот же миг вновь появился на прежнем месте. Здесь он надолго замер, затем повернулся, снова взмахнул рукой и двинулся вперед.

      Широкогрудый, что твоя бочка, вожак повелительно каркнул что-то на незнакомом мне языке, и кто-то освободил мои руки от проволочных уз.

      Мой образ снова шагнул вперед. Избавившись от толики внушенного им презрения, я смог отметить и его волочащуюся на ходу ногу, и надменный наклон головы. Вожак рыскунов заговорил снова, и державшийся рядом коротышка, обросший давно не мытой, сальной, как у Гефора, седой шевелюрой сказал мне:

      – Ему угодно, чтоб ты сделал то же самое. Не послушаешься, прикончим.

      Однако я его почти не расслышал. В этот миг мне вдруг вспомнились роскошные наряды и изящество жестов придворных, и я, ничуть не желавший мысленно возвращаться в прошлое, оказался захвачен, поглощен ими, словно ненасытной крылатой тварью из воздушной шахты. Казалось, передо мной вновь возник серебристый ажур сходней, ведущих на борт пинаса (тогда я еще не знал, что это всего-навсего посыльная шлюпка огромного межзвездного корабля), и мои преторианцы, выстроившиеся плечом к плечу в две шеренги более лиги длиной, образуя аллею, слепящую взор, но в то же время почти невидимую…

      – Бей его!

      Толпа оборванцев захлестнула меня, словно водоворот. Решив, будто меня вот-вот убьют за то, что не поднял руки и не пошел вперед, я хотел было урезонить их – дескать, да подождите же… но даже рта раскрыть не успел.

      Кто-то схватил меня за ворот, рванул назад, сдавливая горло. И совершил ошибку: притянутый к нему вплотную, я получил возможность дотянуться до его палицы, но прежде вонзил большие пальцы ему в глаза.

      И тут в беснующуюся толпу вонзился фиолетовый луч. С полдюжины рыскунов попадали замертво. Еще этак полдюжины – с наполовину сожженными лицами, кто без руки, кто без ноги – завизжали от боли на разные голоса, в воздухе заклубился дым, ноздри защекотал сладковатый смрад горящего мяса. Вырвав из рук ослепленного мной человека палицу, я уложил его одним ударом. Глупость, однако рыскунам, бросившимся