Анахронизм. Павел Михайлович Кучма

понимал специфику работы правоохранительных органов. Он догадывался, что, как только ему станет лучше, обязательно появится сотрудник полиции, поэтому готовился к его визиту ещё со вчерашнего вечера, когда его из реанимационного отделения перевели в общую палату.

      Он пролежал в реанимации три недели с тяжёлым двусторонним воспалением лёгких, практически всё это время, находясь в полузабытье от болезни, мучавшей его тело, и лекарственных препаратов, борющихся с ней. Когда болезнь, вдоволь поиздевавшись над ним, отступила, он понемногу начал приходить в себя, но был ещё очень слаб, чтобы хоть что-то разузнать о том, что с ним произошло. Да и персонал больницы: от санитарок, медсестёр и лечащего врача, – шёл на контакт с ним с большой неохотой, отвечая на его вопросы односложными дежурными фразами, каждый раз намекая ему на то, что сейчас нужно обязательно выздороветь, а всё остальное потом.

      В палате он был не один, но поговорить было не с кем, потому что его немногочисленные соседи постоянно спали, а выйти из палаты в коридор он не мог, так как был ещё очень слаб. Утром, после того как ему вынули катетер для мочи, он попытался встать с кровати, чтобы самостоятельно сходить в туалет, но почувствовав сильное головокружение, свалился на постель и на короткий период времени потерял сознание. Более он этого не делал, справляя нужду в больничный мочеприёмник. Единственный, кто мог ему хоть что-то пояснить – это сотрудник полиции, которого он ждал с нетерпением всё утро. Но увидев эту слащаво-приторную улыбку, на холёном гладко выбритом лице, он сразу же понял, что ничего хорошего ждать не стоит.

      – Как вы себя чувствуете? – поинтересовался полицейский, продолжая благодушно улыбаться.

      – Спасибо, – ответил он на дежурный вопрос, вымучив дружелюбную улыбку на лице, – уже намного лучше, хотя болезненность и слабость ещё крепко держат моё измученное тело в своих объятиях.

      Он решил вести диалог открыто, стараясь, не закрываться во время беседы, поэтому ответил так длинно с лёгким поэтичным налётом на простой дежурный вопрос. Тем самым он хотел показать своему собеседнику, что готов к открытой конструктивной беседе. К тому же, после длительного молчания и отсутствия собеседников, ему элементарно нужно было с кем-то пообщаться, ведь человек, хоть и животное в определённой степени, но уж слишком социальное.

      – Понимаю, – с сочувствием произнёс полицейский, натянув на лицо скорбную маску, с соответствующими ситуациями эмоциям, – самому приходилось побывать в вашем положении, только не с воспалением лёгких, а с очень тяжёлым бронхитом.

      Полицейский замолчал, внимательно смотря на него. «Скорее всего, врёт, – подумал он. – Старается подстроиться под оппонента. Мол, мы с тобой братишка, вроде как бы и одной крови, поэтому нам ли скрывать, что-то друг от друга? Видимо мои дела подходят под определение – так себе, – иначе бы он не начинал беседу в такой уж явно дружественной манере. Хотя с чего я это взял, что за подозрительность? Ведь я никого не убил и не ограбил, почему вдруг я решил, что мои дела плохи? Человек просто выполняет свою работу и старается