Дом напротив озера. Райли Сейгер

очарователен, и Лолли Флетчер ворковала у него на ладони через пять минут после их знакомства. Марни была такой же. Они были без ума от него, и хотя я знаю, что его смерть опустошила и их, но их горе ничто по сравнению с моим.

      – Это не то же самое, – говорю я. – Тебя же не наказывают за то, что ты оплакиваешь его.

      – Но, дорогая, ты была настолько неуправляема, что мне пришлось что-то предпринять.

      – И поэтому вы сослали меня сюда, – говорю я. – Сюда. Где все произошло. Ты когда-нибудь думала о том, что эти воспоминания меня больно ранят?

      – Я наоборот думала, это тебе поможет, – говорит мама.

      – Как?

      – Воспоминания, наконец, заставят тебя столкнуться с тем, что произошло, и принять. Потому что, пока ты этого не сделаешь, ты не сможешь двигаться дальше.

      – Вот в чем дело, мама, – говорю я. – Но я не хочу двигаться дальше.

      Я швыряю трубку телефона и выдергиваю шнур из розетки в стене. Для нее больше нет стационарного телефона. Засунув телефон в ящик неиспользуемого буфета, я мельком вижу себя в висящем над ним зеркале с позолоченными краями.

      Моя одежда промокла, волосы свисают прядями, а капли воды все еще прилипают к моему лицу, как бородавки. Видя себя такой – беспорядок во всех мыслимых смыслах – я возвращаюсь на крыльцо к стакану бурбона, ожидающему меня там. Лед растаял, оставив два дюйма янтарной жидкости на дне стакана.

      Залпом я опорожняю стакан до последней капли.

      В пять тридцать я принимаю душ, переодеваюсь в сухую одежду и снова стою на крыльце, наблюдая, как солнце садится за далекие горы на другом берегу озера. Рядом со мной свежий бурбон.

      Четвертая бутылка за день.

      Или пятая.

      Я делаю глоток и смотрю на озеро. Прямо напротив меня дом Ройсов освещен, как сцена, все комнаты сияют. Внутри движутся две фигуры, хотя я не могу их четко разглядеть. Ширина озера здесь около четверти мили. Достаточно близко, чтобы понять, что происходит внутри, но слишком далеко, чтобы разглядеть какие-либо подробности.

      Наблюдая за их расплывчатой, отдаленной деятельностью, я задаюсь вопросом, чувствуют ли Том и Кэтрин себя такими же незащищенными, как и я, когда была в том доме. Возможно, это их не смущает. Будучи бывшей моделью, Кэтрин, вероятно, привыкла к тому, что за ней наблюдают. Кто-то может возразить, что тот, кто покупает дом из полустекла, знает, что его видят, и это часть сделки. Возможно, даже из-за этого они его купили.

      Это бред, и я это знаю. Вид, открывающийся жителям озера Грин, является одной из причин, по которой дома здесь такие дорогие. Другая – конфиденциальность. Вероятно, это настоящая причина, по которой Том и Кэтрин Ройс купили дом за озером.

      Но когда я вижу бинокль, стоящий в нескольких футах от меня, прямо там, где я его уронила ранее, я не могу не поднять его. Я говорю себе, что это для того, чтобы протереть его. Но я знаю, что это только вопрос времени, когда я подниму его к глазам и всмотрюсь в противоположный берег. Слишком любопытно, чтобы устоять перед проблеском внутренней жизни бывшей супермодели и ее мужа-технаря.

      Бинокль