48 минут. Пепел. Виктория Побединская

отряд спал. Стрелки часов перевалили за полночь. Дежурный, по «удачному совпадению», отсутствовал. А я стоял с занесенным над горлом Ника ножом – его собственным проклятым ножом – и не мог сделать этого.

      Неправильно. Всё должно быть не так!

      По спине побежал холодный пот.

      Он заслуживает смерти! Заслуживает!

      Глупая слеза скатилась к подбородку, руки задрожали. Надо было уйти, сбежать, пока не поздно. Ну же, давай!

      Голова раскалывалась так, словно ее засунули в чугунные тиски. Я смаргнул слезы, полностью застилавшие глаза. Снова посмотрел на нож в руке.

      Я не смогу уйти, когда судьба сама умоляет отомстить!

      Не смогу жить, зная, что отпустил его!

      Я не смогу жить, зная, что убил его…

      Позади послышался шорох. Сердце забилось чаще. Я оглянулся, но никого не увидел. Снова поднял дрожащую руку и зажал рот рукавом второй. Опустил лезвие ниже к горлу Лаванта. Еще чуть-чуть… еще… Черт!

      Нет. Не могу.

      И я позорно сбежал, забился в угол, чтобы никого не видеть. Подтянув колени к груди, дрожал и глотал слезы, проклиная себя за слабость, как вдруг откуда ни возьмись появились два курсанта и, грубо подняв на ноги, подхватили под руки.

      Вот и все. Конец. Наверняка дежурный меня заметил, и полиция уже на полпути сюда.

      Меня тащили по коридору. Несколько раз толкнули в спину, заставляя идти быстрее. Потом впереди возникла лестница, и я недоверчиво поднял голову, не понимая, зачем меня ведут наверх. Ведь там располагался лишь один кабинет, и дорогу в него я уже и так успел выучить.

      Хлопнув дверью, конвоиры слиняли, оставив меня один на один с человеком, которого я ненавидел чуть меньше, чем Лаванта. На полковнике не было привычной формы: вместо кителя – черный кардиган. Не горело верхнее освещение, и единственным его источником в кабинете оставалась настольная лампа, чей тусклый свет лишь раздражал глаза.

      – Признаться, Тайлер, я уже и не надеялся, что ты проявишь себя, – сказал Фрэнк Максфилд и, улыбнувшись, закурил. Днем он себе такого не позволял.

      Фраза прозвучала как обвинение. Я прикусил язык, решив молчать до последнего. Может, это и чересчур дерзко в моем положении – неважно. Я ничего не сделал. Так что повесить на меня ничего не выйдет.

      – Значит, решил молчать? – Раскусить выражение моего лица полковнику не составило большого труда. – Хорошо. Надо признаться, твои познания в искусстве убийства поражают. Подушкой ведь – чище и эффективнее. Или ты так не считаешь?

      В его глазах ни капли гнева. Скорее, немой вопрос: что это было? Я крепче стиснул зубы.

      – Всегда подозревал, что этим его чертовым ножом Ника когда-нибудь и прирежут, – продолжал Максфилд, ухмыльнувшись, чем еще больше насторожил меня. Он медленно встал и налил себе чашку кофе. – Как было бы обидно. Нику всего тринадцать, а он уже один из лучших курсантов академии – и такой позорный конец.

      К этому моменту меня уже переполняло накатившей злостью, кажется, она бы вот-вот