Спой мне о забытом. Джессика С. Олсон

сказать о песне, но не о вашем голосе.

      Он бросает на меня взгляд.

      – Ужасно мило с вашей стороны.

      – Ничего милого, это правда.

      – Все равно.

      Я закусываю губу: мысли мчатся, образы из его памяти все еще пляшут призраками на обратной стороне век. Мне нужно как-нибудь устроить, чтобы этот парень пел мне, и пел много. Если я собираюсь разобраться с семнадцатью годами его воспоминаний, мне нужно время. И больше времени, чем пара минуток подслушивания по коридорам.

      Я вдруг вспоминаю, как он пел в детстве, стоя на самодельной сцене перед рядами всевозможных игрушек. Я видела тысячи доказательств тому, что он просто одержим оперой.

      На ум приходят вчерашние слова Сирила о том, что Эмерик приходил на прослушивание для зимнего представления.

      – Вы в самом деле заслуживаете петь на сцене, а не мыть тут полы. Вы не думали пройти прослушивание?

      Я пытаюсь вести себя как ни в чем не бывало, но мысли крутятся на предельной скорости, выплетая нити идеи. Идеи, которая идет вразрез со всем, что я вчера наобещала Сирилу насчет осторожности. Но если получится, то результат будет стоить риска.

      Он пожимает плечами:

      – Я и проходил, но никто, кажется, и слушать меня не собирается – все составляют себе представление о моих способностях с порога.

      – Вы проходили профессиональное обучение?

      – Я похож на человека, у которого хватит денег на такое? – Он указывает на залатанную куртку.

      – Без обучения в опере на вас и не посмотрят. Но так уж вышло, что я весьма компетентная преподавательница по вокалу.

      Я поражаюсь, как легко скользит с губ ложь. Остается надеяться, что он не расслышал напряженную нотку в моем голосе.

      Он поднимает одну бровь:

      – Вы? Но вы слишком юны для…

      – Дело же не в возрасте. А в опыте – а этого у меня достаточно. Ну, так что скажете? Хотите учиться или нет?

      – Мне нечем заплатить.

      – Я разве упоминала деньги?

      – А если не ради денег, то зачем вам все это?

      «Затем, что я чувствую себя живой благодаря твоим воспоминаниям. Ради того, что я могу узнать благодаря девочке-гравуару из твоего прошлого. Ради шанса на свободу».

      – Если у меня получится обучить певца для здешней сцены, – сочиняю я на ходу, – то докажу, что кое-чего стою как… Как мастер вокала. Меня начнут воспринимать всерьез.

      – Но… – Он неловко мнется, вновь торопливо проводя ладонью по волосам. – Но вы же фандуар, да? Фандуарам вообще-то нельзя работать в профессиях, связанных с музыкой, учитывая, что вы можете вытянуть весь наш эликсир памяти или что там еще.

      – Вам не кажется немного нечестным, что фандуарам можно работать только в Maisons des Souvenirs? – спрашиваю я. – А если бы вы родились с определенным даром, некой способностью, которую вы ненавидите, а мечтаете заниматься чем-нибудь другим – ну, скажем, музыкой? Разве правильно, что целая жизнь определяется формой лица и какой-то силой, которой я не просила… – я опускаю голос до низкого глубокого шепота, – или какой-то судьбой, которую я не выбирала и не желала?

      Он