Довлатов и третья волна. Приливы и отмели. Михаил Хлебников

побывав там. Планы, конечно, неопределенные. Мы по-разному смотрим на вещи. Ты – реально. Мы – эмоционально. Ты рассуждаешь по-деловому. Нам же – лишь бы соединиться. До того мы соскучились. До того не верили в это.

      Автор внезапно решает, что «пережал» с эмоциональностью. Следует показать себя вдумчивым и готовым к ответственным решениям:

      Соединимся и начнем жить. Я пытаюсь действовать не спеша, разобраться. Впереди – какая-то довольно серьезная жизнь.

      … Леночка, не думай, я не идиот. Я знаю, что все сложно. Но главное – мы сделали правильно. Мы живы, относительно здоровы, главное впереди. Два-три года будут неустроенными и сложными. Но перспективы есть. Главное вырваться из этого сумасшедшего дома. Все время об этом помни. Никаких иллюзий не строю, пытаюсь рассуждать и действовать трезво. Вы вместе, мы любим друг друга. Все будет хорошо.

      Довлатов всегда испытывал слабость к составлению всяческих списков. В очередном письме к жене от 24 октября он выразил свой взгляд на будущее в пяти пунктах:

      Основные принципы моей жизни таковы. По мере убывания остроты и важности:

      1. Быть с вами.

      2. Писать, что хочу.

      3. Печатать лучшее из написанного.

      4. Читать замеч. книги.

      5. Как-то зарабатывать на жизнь.

      В этих письмах нет привычных для Довлатова рассуждений о литературе, юмор одомашнивается и приобретает даже «буржуазный характер». Из письма жене от 29 декабря 1978 года:

      Я много ем. Приобрел 2 кг шпига. Преобразовал в шкварки. Добавляю их в картошку, горох, фасоль и т. д. В чай пока не кладу. Еда здесь дешевая. И выпивка тоже, но что мне до этого? (До выпивки.)

      Авторский курсив призван подчеркнуть крах алкоголя в жизни Довлатова. «Выпивка» символически заключена в скобки. Писатель, нуждаясь в деньгах, вносит свой вклад в благоустройство Вены. Он зарабатывает 500 шиллингов, что равняется примерно 40 долларам, на уборке листьев в осенних парках австрийской столицы. На предложение заняться малярными работами писатель ответил отказом, сославшись на отсутствие подходящей одежды.

      Хотя Довлатов и не говорит в письмах о литературе, писать он не прекращает. В эти несколько месяцев им написаны несколько текстов. Для только что открывшегося журнала Марамзина «Эхо» он пишет два эссе – «Рыжий» и «Уроки чтения». Первое о дебютной поэтической книге Владимира Уфлянда, ленинградского приятеля Довлатова, вышедшей в «Ардисе». Второе эссе о хождении тамиздата и самиздата в Союзе. Большая часть текста – ненавязчивая реклама «Континента»:

      «Континент» в Ленинграде популярен необычайно. Любым свиданием, любым мероприятием, любой культурно-алкогольной идеей готов пренебречь достойный человек ради свежего номера. Хотя бы до утра, хотя бы на час, хотя бы вот здесь перелистать…

      Далее рассказывается «абсолютно правдивая история» о некоем социологе Григоровиче. Его Довлатов снабдил свежим номером журнала, с которым тот и попадает в вытрезвитель:

      – Давайте оформляться, Григорович. Получите одежду,