Посмотри, наш сад погибает. Ульяна Черкасова

Пятый правящий князь Гостомысл Буривой отказался сдать город рдзенскому королю. Год держали осаду, год граждане Старгорода не сдавались. Начался голод, народ взбунтовался, и тогда бояре Белозерские сговорились с рдзенцами, и князя Гостомысла сбросили в реку, лишив и жизни, и власти, и даже княжеского имени.

      – Ты чё, девка? – старуха перегнулась через поручень, чтобы заглянуть ей в лицо. – Ты чё? – она оглядела её быстрым цепким взглядом. – Обидели, да?

      В ответ получилось только выдать неуверенный всхлип.

      – Ох, девчушка, – сочувственно вздохнула старушка, – видимо, сама уже себе что-то придумала, – прищурилась и вытащила из корзины, прикрытой платком, румяный пирожок. – На.

      Руки у старухи были немногим чище, чем у Велги, и, кажется, грязь уже втёрлась под ногти и кожу: такими серыми, хотя, кажется, даже мытыми они выглядели. Такие бывали у слуг, которые работали в саду. Их на кухню уже не пускали. Сколько бы они ни тёрли руки щёткой, чёрная земля так и оставалась на коже.

      – Не нужно, – чуть отвернулась Велга и добавила с неожиданным для самой себя смущением: – Спасибо.

      – Да возьми, – настойчивее пихнула старуха. – Бери, говорю.

      Отказывать было неудобно, и Велге пришлось забрать пирожок. От одной мысли, чтобы съесть его, затошнило. Взгляд зацепился за серый поеденный молью платок, которым старуха накрыла корзину.

      – Бабушка, – пролепетала жалобно Велга. – А можно мне… твой платок? Волосы покрыть…

      Толстые грубые пальцы с чёрными ногтями беспокойно затеребили ткань.

      – С непокрытой головой да распущенной косой нехорошо, – пробормотала старушка, но платок отдавать не поспешила.

      – Стыдно, – пробормотала Велга, хотя вовсе не стыд ею двигал.

      – Ох, ладно, бери!

      И, стащив с корзины платок, она передала его Велге. Та, придерживая одной рукой пирожок, другой повязала растрёпанные волосы.

      – То-то же, – оглядела её старушка. – Куда идёшь?

      – К тётке.

      – А родители что?

      В ответ получилось только помотать головой, впрочем этого хватило.

      – Ох, сиротинушка, – старушка послюнявила палец и потянулась им к лицу Велги, верно заметив какое-то пятно. Та отпрянула в сторону.

      – Не надо, я сама.

      – Ну как знаешь, – сморщилась старушка. – Ишь ты…

      Велга вскинула брови, задрала подбородок гордо, по-княжески. Простолюдинки, кроме Мухи, и коснуться её случайно опасались, чтобы не оскорбить. Только наглые попрошайки да блаженные у подножия храма так же бесцеремонно хватали за руки, целовали пальчики, вымаливая милостыню.

      Жалость и сочувствие, только что читавшиеся в глазах старушки, в мгновение исчезли. Она быстро засеменила вперёд. Рыжая потрусила было за ней, но оглянулась на хозяйку и замешкалась. Вернулась.

      Пирожок, казалось, прожигал ладонь. Рыжая ткнулась в него мокрым носом, облизнула пальцы.

      – Держи, – Велга отдала угощение собаке, и та жадно схватила, заволновалась, засуетилась: