Посмотри, наш сад погибает. Ульяна Черкасова

опустился на колени, касаясь земли, проливая на неё свою кровь. Земля не любила Белого, зато ночь ему благоволила. Матушка рассказала, что он родился в последний месяц зимы, в ночь, когда чародейскую башню Совина поглотили воды озера, а духи Нави вышли на охоту. Может, поэтому они его и любили? Может, поэтому и принимали за своего?

      Даже в неспокойных опасных землях на левом берегу Модры, там, где он появился на свет, духи не трогали Белого.

      – Мёр-ртвый, – называли они его.

      Белый знал, что другие люди редко замечали духов Нави, и это тоже делало его другим. Он не был чародеем, ни одно заклятие ему не давалось, но всё же обереги действительно защищали, а духи и боги всегда принимали дары.

      Вот и на этот раз земля вкусила его крови. Она кривилась, корчилась и ворчала, но пила, потому что кровь его была вкусной. Матушка говорила: живой. Всё вокруг матушки было мёртвым, а он – Белый – живым. Пусть выглядел он как мертвец, пусть чувствовал себя внутри пустым, как мертвец, но кровь его была живой. Почему, он не знал. Может, по той же причине, что он родился в ночь начала Охоты.

      Но глаза его были не человечьи. Блёклые, как у всех лойтурцев, на которых он так походил, эти глаза видели в темноте. Ни один другой Ворон не мог этим похвастаться. Только Белый.

      И он слушал яблоневый сад и спящую усадьбу, разглядывал внимательным, цепким взглядом тёмные окна. Днём он успел понаблюдать за домом Буривоев с улицы и из сада. Он хорошо умел скрываться. Белый гулял среди цветущих яблонь, разглядывал князя Кажимежа и его дочь Велгу, северянина-свата и даже того самого мальчишку Константина, и никто не заметил его. Только девчонка, кажется, уловила движение среди деревьев, но не придала тому никакого значения.

      Белый мог разделаться с ней ещё днём, но не стал. Это привлекло бы лишнее внимание и заставило стражу стать бдительнее. Нет, сначала стоило позаботиться о мальчишке.

      Дверь в прируб оказалась незапертой. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Люди в Старгороде оставались на удивление беззаботными, совсем как деревенские. Белый и сам вырос в деревне, но его родные места отличались от сотен других деревень в Рдзении. Там по ночам люди дрожали от страха, а дети плакали не потому, что их мучили страшные сны. Там водились чудовища, и одним из них был Белый Ворон.

      Во дворце Буривоев было тихо, и только откуда-то из клети доносился громкий храп. Все спали. Пахло вином, пивом и мясом – весь вечер люди Буривоев праздновали помолвку юной господицы.

      В городе тоже обсуждали отъезд Велги. Красавица, богатая наследница, она была завидной невестой, и, верно, немало местных женихов теперь кусали себе локти, упустив её приданое. Но никто и словом не обмолвился о маленьком Константине. Буривой был хитёр. Он знал, что не получится скрыть большой обоз, с которым невеста уезжала к жениху, потому вместе с ним отправлял и сына. Пусть люди думали, что из города уезжала одна только Велга. К тому времени, когда стало бы известно о помолвке сына Буривоя и дочери ратиславского князя, мальчишка бы уже оказался в безопасности в Златоборске, а ратиславские войска под стенами Старгорода.

      Но