Малабарские вдовы. Суджата Масси

тало, а еще от него кисловато пахло пóтом с примесью бетеля.

      В столь ранний час посетители в адвокатской конторе Мистри были редкостью. Контора находилась на территории Форта – места, где в свое время был основан Бомбей. Старую стену снесли, но район оставался оплотом юристов и банкиров, где почти все заведения открывались между девятью и десятью часами утра.

      Решив, что перед нею клиент-недотепа, Первин опустила глаза – пусть не думает, что его разглядывают. То, что женщина может быть юристом, шокировало многих. Первин посмотрела вниз – и с недоумением обнаружила, что человек этот вовсе не беден. Тонкие голени обтянуты черными чулками, на ногах – поношенные спортивные ботинки на шнуровке, из тонкой черной кожи.

      Если где мужчины и носят английскую обувь и чулки вместе с дхоти, так это в Калькутте, почти в двух тысячах километров отсюда. Калькутта – город, который всегда будет напоминать ей про Сайруса.

      Первин подняла глаза и, видимо, выдала свою тревогу. Мужчина подался назад.

      – Минуточку! Вам в адвокатскую контору Мистри? – окликнула она его – но он уже бежал через улицу.

      Озадаченная Первин постучала в дверь, и ей почти сразу же открыл Мустафа, их старый слуга, испокон веку заправлявший в Мистри-хаусе. Он поприветствовал Первин, дотронувшись до сердца и до лба, а потом взял у нее контейнер с ленчем, который она принесла с собой.

      – Адаб, Первин-мемсагиб[2], – поздоровался он. – А где нынче утром ваш почтенный батюшка?

      – Сегодня в Верховном суде слушают дело Джаянта. Мустафа, а вы знали, что снаружи дожидаются?

      Он посмотрел ей за спину, на пустой портик.

      – Нет. И где этот дожидавшийся?

      – На другой стороне улицы, вон тот мужчина в дхоти.

      Первин увидела, что незнакомец стоит в тени одного из зданий.

      Мустафа прищурился.

      – Грязный, но не нищий. Обувь не та.

      – Ботинки и чулки, – подтвердила Первин.

      – Если бы он постучал, я бы сказал ему прийти после десяти. Вы с утра слишком заняты, чтобы принимать таких, – хотя, кажется, на сегодня у вас встреч не назначено?

      Первин различила в его голосе озабоченность. Мустафа знал, как сложно ей привлекать клиентов.

      – Я не назначала никаких встреч, потому что сегодня из Англии приезжает моя старинная подруга. Я собираюсь встретить ее на причале.

      – На борту «Лондона»?

      Первин улыбнулась.

      – А, так вы даже посмотрели списки пассажиров в сегодняшней газете!

      Седовласый старик слегка опустил голову, принимая похвалу.

      – Совершенно верно. Я дам вам знать, когда начнут разгрузку судна. И скажите еще: ваша английская приятельница намерена посетить Мистри-хаус? Я приготовил бы небольшое чаепитие.

      – Я думаю, Элис первым делом поедет к родителям на Малабарский холм – но, наверное, в ближайшее время здесь побывает. – Первин окинула взглядом мраморное фойе, мягко освещенное настенными бра с позолоченными абажурами. Ей будет очень приятно показать это здание в стиле бомбейской готики своей подруге Элис Хобсон-Джонс. Потолки высотой в шесть метров – большая редкость и особая гордость Аббаса-Кайама Мистри, ее покойного деда. Первин постоянно казалось, что дед смотрит на нее с большого портрета, охраняющего вход. Глаза, такие же чернильно-черные, как и плоская фета[3], выражали всезнание, но не приязнь. – Мне нужно наверх, поработать с документами. Надеюсь, папа успеет к ленчу – я сегодня очень вкусный приготовила.

      – Если только он, иншалла[4], выиграет дело, – набожно произнес Мустафа. – В противном случае у него не будет аппетита.

      – Он почти никогда не проигрывает! – заметила Первин, хотя дело в то утро слушалось сложное. И она, и Джамшеджи молчали в машине по дороге на работу: он перелистывал свои заметки, она смотрела в окно, думая про их молодого клиента, который томился в тюрьме совсем неподалеку, и гадая, станет ли этот день днем его освобождения.

      – Ваш отец выигрывает, потому что Бог даровал ему умение читать мысли за человеческими лицами, – заметил Мустафа. – Для Мистри-сагиба лицо судьи – та же газета.

      Первин вздохнула: жаль, что она не обладает тем же талантом. Она понятия не имела, кто этот незнакомец – потерянная душа или провозвестник серьезных неприятностей.

      Выбросив из головы неприятное происшествие, Первин поднялась наверх и погрузилась в наполовину дописанный договор о распределении имущества, устроившись на своей половине большого двухстороннего стола из красного дерева. Юридическая документация довольно скучна, однако нюанс смысла одного-единственного слова может обозначать границу между успехом и крахом. За три года изучения юриспруденции Первин многое для себя уяснила, а проработав полгода под началом отца, привыкла к тому, что каждую строку нужно выверять снова и снова.

      Солнце пекло все сильнее, Первин включила маленький электрический вентилятор в центральном

2

Мемсагиб – почтительное обращение к женщине высокого социального статуса или к замужней европейской женщине в Индии.

3

Фета – традиционный головной убор зороастрийцев.

4

«Иншалла» (урду) – «Если того захочет Аллах».