Время памяти. Книга первая. Ирина Юльевна Енц

болит, позабыл вовсе. Айникки в предбанник зашла, понятное дело, меня увидала. Ругаться не стала. Села на краешек лавки и говорит: забудь, мол, все, что видел и слышал, иначе худо будет. И, вроде бы, не грозит вовсе. Тихо так, почти ласково говорит. А у меня от ее «ласковости» аж волосы на голове дыбом встали. И тут, не знаю, что на меня нашло. Не иначе, как черт в ребро толканул. – Проговорил он сокрушенно. – Я возьми да спроси: Кто это, мол, такие? И почему они тебя «великой» зовут? Айникки так усмехнулась тихохонько, а мне совсем сделалось не по себе. Сижу, да про себя сам себя кляну. Ну кой черт меня за язык-то тянул?! А она мне и отвечает: дескать, ты что, Авдеюшка (это она меня так всегда ласково звала, Авдеюшка) думаешь, живешь ты на земле, где каждый сам по себе, что хочет, то и делает? Я удивленно на нее уставился и про страх свой непонятный забыл. А она: нет, говорит, все идет в этой жизни по писаному. Что на роду написано, то и исполняет каждый. А иначе, такой бы хаос начался, что мир людской давно бы уже сгинул. Но есть те, кто думает, что умнее Создателя. Предначертанное исполнять не хотят, а все норовят в боги сами пролезть. Для чего лезут туда, куда им и вовсе не положено, словно дети малые со спичками балуются. Мечтают поджечь все. Только, не думают они, что сами в этом огне-то и сгорят. Думают, что смогут управлять божественным пламенем. Глупые… Что с них взять. Вот и стоим мы на страже, огонь знаний охраняем. Незримым воинством оберегаем людей, да храним мудрость, предками заповеданную. Я молчу, уши врастопырку, каждому слову ее внимаю, хоть и не понимаю всего. А она взглядом меня окинула, и с насмешкой так спрашивает: Надеюсь, говорит, ты не уподобишься тем, кто по глупости спичками балуется? Я башкой так замотал, что думал от шеи оторвется от усердия. А Айникки глядючи на меня только головой покачала, и уже без насмешки, серьезно так: Опасное это дело – род людской бдить, да от собственных глупостей остерегать. Поклянись, что никому живому словом о том, что видел, и о том, что я тебе рассказала, не обмолвишься? А нарушишь слово, я и с того света тебя прокляну. Знамо дело, поклялся я. И знаешь, мне словно легче сразу стало. Даже боль в ноге как-то прошла сама собой. И с той поры, я ни словом, никому… Только, вот сейчас тебе рассказал. Но, думаю, бабка твоя меня поймет и простит. – Он кивнул в сторону копошащегося возле бани Найдена. – Вот он, знак, баню твою топит. Видать, и вправду, время пришло. Эхе-хех… Думал, может сподобит меня век людской Господь спокойно дожить. Но, видать, планида моя такая…

      Примечания

      1

      Хукка – с Карельского