В сумерках близкой весны. Ирина Берсенёва

приехали?

      – Нет, на несколько дней.

      Евгений достал бутылку водки, кусок старого сыра и хлеб. Поставил перед гостем большую чашку и коробку с дешёвыми чайными пакетиками. Ян поморщился, но ничего не сказал.

      – Анюта позвала на день рождения Андрея. Поэтому мы и приехали.

      – Сколько ему?

      – Один годик исполняется. Разве ты не знаешь?

      – Знаю, – неуверенно ответил Евгений. О племяннике он думал меньше всего.

      – Чего же спрашиваешь?

      – Забыл просто.

      Ян с обиженным удивлением посмотрел на брата. Евгений напрягся, понимая, куда повернётся разговор. Будто смотрел в серую небесную даль, куда ушло детство, и видел свои низменные мерзкие чувства. В душе поднимался гнев и бунт против обиженного удивления Яна. Видно Ян давно определился на кого возложит груз вины. А Евгению противно ощущать себя жертвой.

      – Как это забыл? Всё-таки Аня наша родная сестра. А Андрюшка её сын.

      – Об этом я помню.

      – Она нуждается в нашей любви. Об этом помнишь?

      – Не начинай, ладно?

      – Какой же ты сухарь, Женька!

      Разговор заходил в тупик. Поводов для этого было много. Ян начал заводиться, хотел потребовать от брата уважительного отношения. Ему казалось, что Евгений слишком равнодушен и погружён в себя.

      – Я тебя не понимаю!

      – Почему?

      – Как так можно относиться к Анюте?

      – Отвяжись.

      – Женька, она же чуть не умерла, помнишь? Инсульт в двадцать три года – это серьёзно. Конечно, она нуждается в нашей любви! Нельзя отталкивать её, нельзя забывать об Андрюше!

      Евгений выключил плиту и налил кипятка в чашку. Он не хотел говорить о сестре. Взял с подоконника сигареты, закурил. Но что толку говорить? Если бы Аня не пила самогон с пятнадцати лет и не гуляла с мужчинами, то, возможно, инсульт не случился бы. Об этом не скажешь Яну, он укрылся в Питере. Удобно на расстоянии идеализировать человека. Удобно прятаться за обвинениями «не любишь», «не ценишь», «не понимаешь». Что он видел из Питера? Аньке было четыре года, когда он уехал. Ян не знал, что её нельзя жалеть. От этого она раздувается, как мыльный пузырь, и наглеет. Требует и просит. Просит и требует. Денег, конечно, можно дать. Но вот любви и сочувствия не выдашь по требованию. Мальчишка ни в чём не виноват, её маленький сын, но и Евгений не виноват в том, что не замечает его. Нежеланный ребёнок нежеланен для всех.

      – Ну, что ты молчишь?

      – Согласен, инсульт – это серьёзно. Только она уже совсем большая. Разберётся.

      – Я поражаюсь твоему равнодушию. Ты кого-нибудь любишь, кроме себя?

      – Нет.

      – Ты реально спятил!

      Евгений подавил вздох раздражения. Он не хочет говорить о сестре. Думал о собственном сыне. Голова разрывалась от вопросов, которые оставались без ответов. Нужно сменить тему, поговорить о том, что действительно волновало и не давало покоя.

      – А я думал, что вы приедете на поминки. Сорок дней было.

      Повисла неловкая пауза. Лицо